Приказы, конечно, были очень несовершенными бюрократическими учреждениями. Сравнить их можно разве что с древнеегипетскими «Домом всего, что дает небо и Нил», «Домом войны» и «Домом торговли». Тем более что некоторые приказы так и называли «Дворцами». Скажем, «Казанский дворец» или «Большой дворец». Для лучшего понимания потомков современные историки немного переделывают названия: типа «Приказ Большого дворца». Ошибки тут нет, но люди в XVII веке так не говорили, а говорили попросту: «Казанский дворец», и все тут. Так же, как египтянин говорил про «Дом войны», а вовсе не про «Министерство Дома войны».
В деятельности приказов смешивались судебные и административные функции, а ведомственный принцип самым причудливым образом смешивался с территориальным. Система приказов вовсе не образовывала стройного единства, и функции между ними разграничивались крайне плохо.
Поскольку «приказы возникли не по одному плану, а появлялись постепенно, по мере надобности, с усложнением административных задач, то распределение правительственных дел между ними представляется чрезвычайно неправильным и запутанным, на наш взгляд», – писал Владимир Осипович Ключевский.
Существовал, например, Разбойный приказ – понятно, чем он занимался. Но одновременно с ним существовал и Сибирский приказ. И возникает вопрос: какой из этих двух приказов должен был вершить суд над разбойником, хаживавшим с кистенем под Тобольском или под Томском?
Система приказов подчинялась непосредственно Боярской думе и лично царю. Самыми важными приказами командовали думные бояре и окольничие, а приказами – менее важными – думные бояре и дьяки.
К середине XVII века насчитывалось до 80 приказов, в каждом из них был свой штат – от 3 до 400 человек. Всего в Москве в 1640 году было 837 приказных людей. В 1660-е годы, по подсчетам Василия Котошихина, во всем Московском государстве было порядка 100 дьяков и 1000 подьячих. К концу XVII века число приказных в Москве возросло до 3 тысяч человек.