Правда о допетровской Руси

Запорожское казачество можно представлять себе очень по-разному — и разбойниками, собравшимися в Запорожскую Сечь как в своего рода исполинскую «малину», эдаким сухопутным аналогом карибских пиратов, собиравшихся на острове Тортуга, превращенном в пиратскую вотчину, и защитниками христианского мира от татар и турок. И первопоселенцами, осваивающими Дикое Поле. И беглыми крестьянами, ведущими классовую борьбу с ненавистными польскими панами.

Каждая из этих оценок имеет право на существование и отражает какую-то сторону действительности. Позволю себе привести еще одну оценку В. О. Ключевского: «Мысль о том, что он православный, была для казака смутным воспоминанием детства или отвлеченной идеей, ни к чему не обязывавшей и ни на что не пригодной в казачьей жизни. Во время войн они обращались с русскими и с их храмами нисколько не лучше, чем с татарами, и хуже, чем татары. Православный русский пан Адам Кисель, правительственный комиссар у казаков, хорошо их знавший, в 1636 году писал про них, что они очень любят религию греческую и ее духовенство, хотя в религиозном отношении больше похожи на татар, чем на христиан».

«Казак оставался без всякого нравственного содержания… В Речи Посполитой едва ли был другой класс, стоявший на более низком уровне нравственного и гражданского развития… в своей Украине при крайне тугом мышлении оно еще не привыкло видеть отечество».

Судить о национальном составе Запорожской Сечи трудно, но есть тем не менее любопытные данные, что в 1591 году из восьми известных казаков казацкой старшины в рядах войска, осадившего Черкассы, только трое были православными малороссами. Еще двое были беглыми москалями, один — поляком, один — французом и один — крымским татарином, который «даже для видимости не менял свою веру». На зрелище этого «защитника православия», пожалуй, имеет смысл остановиться — чересчур все становится ясно.

«В Сечи не спрашивали пришельца, кто он и откуда, — подтверждает Ключевский, — какой веры, какого рода-племени: принимали всякого, кто оказался пригодным товарищем».

Приблудный галицийский шляхтич пан Зборовский в 1581 году очень легко подбил казаков на поход против Москвы, и казаки сразу выбрали его в гетманы. Но на речи сохранившего остатки чести Зборовского о преданности королю и отчизне казаки отвечали простонародной поговоркой «пока жита, поты быта», что примерно можно перевести как «до той поры живется, пока есть чем кормиться».

Еще раз подчеркну, что все процитированное пишут не поляки, не какие-нибудь «платные агенты польской короны», а русские православные люди, известнейшие историки. Я понимаю, что изложение фактов способно привести в ярость и украинских националистов красно-коричневого разлива, и ярых приверженцев казацкого ренессанса. Но пусть читатель судит сам, кому от этого делается хуже — фактам или тем, кто их не желает признавать.

«Международное положение Малороссии деморализовало эту сбродную и бродячую массу, мешало зародиться в ней гражданскому чувству. На соседние страны — на Крым, Турцию, Молдавию, даже Москву — казаки привыкли смотреть как на предмет добычи, как на „казацкий хлеб“». «Но казаки не все пробавлялись чужбиной, крымской, молдавской или москальской: уже в XVI веке очередь дошла до отчизны».

Еще в 1591 году промотавшийся шляхтич из Подляшья, Кшиштов Косинский, поднял первое казацкое восстание: он с отрядом казаков нанялся на королевскую службу, а когда правительство не уплатило казакам вовремя, «набрал запорожцев и всякого казацкого сброда и принялся разорять и жечь украинские города, местечки, усадьбы шляхты и панов, особенно богатейших на Украине землевладельцев, князей Острожских. Князь К. Острожский побил его, взял в плен, простил его с запорожскими товарищами и заставил их присягнуть на обязательство смирно сидеть у себя за порогами.

Но месяца через два Косинский поднял новое восстание, присягнул на подданство московскому царю, хвалился с турецкой и татарской помощью перевернуть вверх дном всю Украину, перерезать всю тамошнюю шляхту, осадил город Черкассы, задумав вырезать всех его обитателей во главе с кн. Вишневецким, который выпросил ему пощаду у кн. Острожского, и, наконец, сложил голову в бою с этим старостой. Его дело продолжали Лобода и Наливайко, которые до 1595 года разоряли Правобережную Украину».

Пикантность ситуации в том, что во главе запорожских казаков, превозносимых как великие защитники православия и «лыцари Украины» (но осаждающих украинский город), выступает польский пан, явный католик. А в роли защитников украинских земель от напавшего на них сброд… я хотел сказать, казачества, оказываются русские православные шляхтичи, русско-украинские князья Вишневецкий и Острожский.

Богдан Хмельницкий называл себя «единовладным самодержцем русским» (а вовсе не украинским). Князь Иеремия Вишневецкий «громил русских», по словам польских хроник, и сам был «русским шляхтичем», то есть русским православным человеком, служившим польскому королю.