Правда о допетровской Руси

А что сталось с самим «Орлом»? Тут, видите ли, дело такое… Тут, понимаете, прогрессивное казачество и не менее прогрессивное крестьянство восстало против своих угнетателей, и среди прочих революционных актов Степан Разин сжег корабль «Орел»: как дело царское, барское и народу глубоко ненужное. Даже своей гибелью злополучный «Орел» предвосхитил многие и многие события позднейшей истории…

Забегая вперед, скажу еще и о намерениях царя Федора Алексеевича и Василия Васильевича Голицына создать флот на Черном море.

Строить корабли этого флота предполагалось под Воронежем, как раз там, где кончаются знаменитые воронежские дубравы. Из корабельных дубов думали возводить корабли, рассчитывая использовать их в войне с турками как своего рода секретное оружие. Дело в том, что долгое время считалось, будто из Дона нельзя вывести корабль — в устье скорость течения резко падает, река откладывает здесь песок, и глубины в устье гораздо меньше, чем в реке под Воронежем. Но казаки доносили — если ветер с моря, глубины в устье Дона увеличиваются так, что корабль вполне можно провести. По заданию Москвы казаки измерили эти глубины, и получалось: корабли удастся провести в Азовское и в Черное моря, использовать в войне против турецких крепостей в Крыму, да и самого Константинополя.

Трудно сказать, какое впечатление на турок оказало бы появление в Черном море европейских кораблей… В 1699 году, когда всякий эффект неожиданности будет уже безнадежно потерян, Петр выведет в Черное море эскадру из нескольких судов, и даже тогда это окажет на Константинополь колоссальное впечатление. В пропаганде позднейшего времени этот «прорыв в Черное море» так и остался заслугой Петра, а сама схема будет потом множество раз повторяться — Петру будут приписывать заслуги его отца, старшего брата, даже Василия Голицына. Так и «дедушкой русского флота» нарекут его ботик, делая вид, будто не было задолго до него на Руси никакого такого корабля с гордым именем «Орел» и не было проектов ни черноморского, ни балтийского флотов.

Глава 6. Иноземцы в Московии

Устав 1621 года вполне допускает службу иноземцев в армии Московии. Уже имена полковников, посланных в Швецию, Данию и Германию закупать вооружение и нанимать солдат, ясно свидетельствуют — это не было чистой теорией. А после этой вербовки иноземцев в московитской армии оказалось и еще больше, счет пошел уже на тысячи человек.

В истории Смоленской войны много раз упоминаются эти «служилые иноземцы», и поминаются очень по-разному.

Подойдя к Смоленску, король Владислав IV пытался сбросить русских с Покровской горы, где стоял полковник московитской армии Маттисон.

Когда с высоты горы Скавронковой поляки стреляли по московитским позициям, их ядра попадали в лагерь. Картечь от русских позиций еще долетала до поляков, потому что была все же легче, а ядра не долетали, потому что московитские пушки стояли низко. В московитском лагере было много убитых и раненых, Шеин собрал военный совет. Уже знакомый нам полковник Лесли высказался в пользу атаки: если, мол, сидеть без дела, так всех постепенно и перестреляют. Другой иноземец, полковник Сандерсон, был категорически против: нет сил для успешной атаки, в активном деле только потеряем людей.

Скрипя зубами, Александр Лесли обвинил Сандерсона в измене. Сандерсон бросился на Лесли, их пришлось силой разнимать, а воевода Шеин повысил на обоих голос.

Вскоре, 2 декабря 1633 года, осажденные русские пошли в лес за дровами. Поляки напали на них, совсем не готовых воевать; убито оказалось до 500 человек.

Когда узнали об этом несчастье в обозе, Лесли уговорил Михаила Борисовича Шеина самому поехать посмотреть, сколько погибло людей. Ехали втроем — Шеин, Лесли и Сандерсон. Лесли вдруг обратился к Сандерсону и, показывая рукой на трупы, закричал:

— Это твоя работа, ты дал знать польскому королю, что наши пойдут в лес!

— Врешь! — возмутился в ответ Сандерсон.

О произошедшем дальше есть две версии: по одной из них Сандерсон схватился за седельный пистолет, но Лесли успел выстрелить первым. По второй версии, Лесли выхватил пистолет и в упор застрелил безоружного. Какой версии отдать предпочтение, я не знаю, так же как неизвестно, был ли Сандерсон агентом польского короля.

Совершенно точно известны другие два факта: первый из них состоит в том, что Шеин никогда и никак не наказал Александра Лесли. Если он и правда на глазах Михаила Борисовича убил невинного и безоружного, поведение главнокомандующего выглядит, мягко говоря, странно. Тем более что Шеина можно обвинить в заносчивости, жесткости, грубости, высокомерии… но никак не в излишней мягкости и не в потакании подчиненным. Если он, допустим, испугался Лесли там, во время самих событий, то ведь мог что-то сделать потом…

Но он ничего не сделал, и это наводит на размышления.