Правда о Григории Распутине

Родзянко же успокоиться не мог. Он показал Царю фотографии, на которых проповедник сидел в окружении женщин. Это широко известное ныне изображение, многократно публиковавшееся под названием «Распутин в кругу поклонниц», на котором при самом пристальном изучении нельзя приметить никаких признаков «развратно-сексуальных деяний». Зачитывались еще и два письма от неких особ, ставших жертвами распутинских чар, которых он якобы обольстил. Эти признания не содержали подписи и никакого доверия не внушали. Вся эта трагикомическая сцена закончилась, по сути дела, полным конфузом Михаила Владимировича. Однако сам он того не признал.

О своей встрече глава Думы рассказывал в подробностях налево и направо, представляя себя борцом с «темными силами». Состоявшаяся беседа убедила Родзянко лишь в одном: «Царь ослеплен». Мысль о собственном ослеплении мифом ему ни на минуту не приходила в голову. Все последующие годы именно председатель Думы оставался одним из главных «коммивояжеров» антираспутинской истерии в стране.

В потоке мемуарных реминисценций Родзянко нередко делает признания, говорящие о чем-то большем, чем о тяжелом душевном состоянии мемуариста. В мае 1916 года в Россию приехали два видных французских политика: экс-премьер, министр юстиции Рене Вивиани и министр вооружений Альбер Тома. Цель приезда состояла в том, чтобы побудить русское правительство ускорить и расширить военные операции, но главное — добиться посылки русских войск на французский театр военных действий.

Рассмотрение результативности этой миссии выходит за пределы настоящего изложения. В данном случае важен лишь один нюанс, который отражен в воспоминаниях Родзянко. За день до отъезда для высоких гостей из Франции в Государственной думе был устроен большой банкет, с шумными речами и тостами во славу победы и русско-французской дружбы. Помимо депутатов обеих палат присутствовали члены правительства во главе с премьером Б. В. Штюрмером, дипломатический корпус.

По завершении приема, как пишет Родзянко, Альбер Тома «пожелал иметь продолжительный разговор о снабжении армии, провел у меня целый вечер». Самое удивительное, что в дневнике французского посла Палеолога, состоявшего неотлучно все дни пребывания визитеров из Парижа в Петрограде при них, об этом нет ни слова.

Оставим в стороне вопрос, как гость из Франции мог провести у Родзянко «весь вечер», если думский банкет тянулся чуть ли не до полуночи! Примем на веру уверения Михаила Владимировича о том, что неофициальная беседа всё-таки имела место. Важно не где и когда она была, а то, что там звучало. А это был такой акт самоунижения, который и вообразить невозможно. Ни один сколько-нибудь известный политик, имеющий чувство национального и государственного достоинства, ни в Англии, ни Франции, ни в Германии, ни в какой-то иной стране не стал бы выслушивать то, что «услаждало» слух главы русского парламента.

Председатель Думы, «монархист!», задавал вопросы о внутренней политике своей страны и интересовался мнением «французского социалиста» о должностных лицах Империи! И Альбер Тома сказал то, что думал, без всякой дипломатической учтивости: премьер-министр России — «бедствие», а военный министр — «катастрофа». Самое потрясающее, что Родзянко, процитировав бесцеремонные «перлы», нашел их «остроумными».

Как же надо было не уважать себя, не уважать свою страну, и коронную власть, чтобы восхищаться подобными оскорбительными выпадами со стороны иностранного визитера! По прошествии лет можно с уверенностью говорить, что для России истинными и «бедствием», и «катастрофой» одновременно являлся сам Родзянко…

Глава IX Чёрный квартет

В теме о Распутине отдельного разговора достойна великосветская группа, центром которой была Великая княгиня Милица Николаевна, которая уже ранее упоминалась. Именно она и её близкие — муж Великий князь Пётр Николаевич, сестра — Великая княгиня Анастасия Николаевна и ее — супруг Великий князь Николай Николаевич являлись той группой, откуда инспирировались самые грязные инсинуации не только в адрес Распутина, но и в адрес Императрицы Александры Фёдоровны.

Родственники Царя в роли антицарских инсинуаторов, а фактически в роли ниспровергателей престижа, а следовательно, и властных устоев? Это может показаться парадоксальным, но было именно так. История России периода заката Монархии была полна подобного рода несусветных противоречий, а обозначенный случай — один, но, возможно, самый одиозный пример.

Самое примечательное во всей этой истории, что указанный «чёрный квартет» почти пять лет входил в число обожателей «старца Григория», но в одночасье, без всяких видимых причин, «прозрев», стал поносить Распутина на все лады. И может быть, самым печальным обстоятельством этого сюжета стало то, что великокняжеские интриги и истерики повлияли на поведение и церковных иерархов. В первую очередь здесь уместно назвать имя духовника Великокняжеского семейства архимандрита и епископа Феофана (Быстрова, 1873–1940).