Правда о Николае I. Оболганный император

Ему бы, обывателю, почитать Менделеева: «В отношении к самой России нельзя упускать из виду, что ее громадная величина получилась исключительно благодаря стечению обстоятельств, окружавших сравнительно небольшой сознательный союз центральных русских людей. Завоевателей у нас не было ни одного, и завоевательных стремлений у нас не было и нет, да и быть по всему духу народному не может. Пришлось нам со всех-таки сторон только защищаться, а при защите нередко занимать места, из которых наши теснители сами вытеснялись. Нечего вспоминать тут половцев или татар, а достаточно указать на остзейцев, шведов, кавказцев, киргизов, крымцев и среднеазиатов. Огромные края Малороссии, Грузии и Сибири сами пристали к нам, поняв будущую силу России и невозможность держаться самостоятельно. Литва и Польша за свои многочисленные напоры на нашу страну поплатились покорением и разделом, потому что русский реализм выше и крепче ихних от латынщины навеянных начал.»

Данилевский также отвечал западному обывателю, считающему, что «Россия давит на нас своею массой, как нависшая туча, как какой-то грозный кошмар»: «Франция при Людовике XIV и Наполеоне, Испания при Карле V и Филиппе II, Австрия при Фердинанде II действительно тяготели над Европой, грозили уничтожить самостоятельное, свободное развитие различных ее национальностей, и большого труда стоило ей освободиться от такого давления. Но есть ли что-нибудь подобное в прошедшей истории России? Правда, не раз вмешивалась она в судьбы Европы, но каков был повод к этим вмешательствам? В 1799-м, в 1805-м, в 1807 гг. сражалась русская армия, с разным успехом, не за русские, а за европейские интересы. Из-за этих же интересов, для нее, собственно, чуждых, навлекла она на себя грозу двенадцатого года; когда же смела с лица земли полумиллионную армию и этим одним, казалось бы, уже довольно послужила свободе Европы, она не остановилась на этом, а, вопреки своим выгодам,  — таково было в 1813 году мнение Кутузова и вообще всей так называемой русской партии,  — два года боролась за Германию и Европу и, окончив борьбу низвержением Наполеона, точно так же спасла Францию от мщения Европы, как спасла Европу от угнетения Франции…».

Другой любимой темой западной пропаганды были русское «рабство», противостоящие западной «свободе». Еще в 16 в. Западом был создан информационный симулакр Московии, в котором её власти тиранствуют, потому что им нравится тиранствовать, а народ раболепствует, потому ему нравится быть в рабстве. Но когда этот симулакр создавался, сам Запад производил второе издание рабовладения и второе издание крепостного права, это он превращал людей в рабочий скот.

За «русскую тиранию» Запад с ловкостью старого плута выдавал централизацию в огромной стране просто необходимую. За «нецивилизованность» — материальную скудость и недоразвитие социальных институтов в условиях, когда концентрированные усилия государства направлялись на преодоление неблагоприятной географии, на отражение внешнего давления.

Это не Россия, а Запад вдыхал зажаренную плоть еретиков и ведьм, без суда и следствия уничтожал под корень иноверцев. Уже в относительно просвещенное время, посреди Европы селения вальденсов уничтожались вместе со всеми их обитателями, словно это были крысиные норы.

В середине 18 в. единственная страна Европы, где нет жестоких казней, где вообще нет смертной казни — это Россия.

Не в России, а в Британии у крестьян отнимают землю-кормилицу, превращая их в бесправных бродяг, по которым плачет виселица.

Не в России, а во Франции применяют беспощадный садистический террор против тех, кто мешает идти в светлое будущее.

Французскую революция первым делом бросаются подавлять не российские монарх, а «передовые» англичане, австрийцы и пруссаки.

Не в России, а в Англии десятилетние дети трудятся по 14 часов в день в шахтах.

В первой половине 19 в. Западная Европа стала получать огромные призы за ограбление колоний, по ней шагает промышленная революция и доступный кредит, а вслед за тем добивается политических прав третий класс, из остатков крестьянства выделяются богатые бауеры. Рука буржуазии не менее крепка, чем рука дворянства; любые возмущения обездоленных пролетариев, подавляются с такой же беспощадностью, как и крестьянские восстания в средние века. Это происходит в Европе, а не в России.

Когда-нибудь возникнет честная наука «социальная механика» (жаль, что уж жить в эту пору прекрасную уж не придется…). Эта наука сформулирует законы свободы для больших социальных систем. Она похоронит прежнее понимание свободы, как некоего неотъемлемого свойства западных людей, которым они могут якобы наделить всех остальных — если те будут послушными мальчиками. В этой новой науке свобода предстанет как способность социальной системы подерживать свое устойчивое развитие (гомеостаз) за счет внешней среды, в том числе и более слабых социумов.