Правда о русской революции. От Февраля до Октября. Гадит ли англичанка в России?

Такая картина, которая описана во всех воспоминаниях, могла быть только в одном случае, если отбросить все «чудеса»: в помещение, которое занимал Л. Г. Корнилов, что бы замаскировать убийство под гибель от большевистского снаряда, кто-то бросил ручную гранату. Она откатилась к стене, чуть в сторону от стола, за которым сидел Корнилов, там взорвалась. Крышка стола приняла на себя основную массу осколков, досталось ногам, отсюда рана на бедре, и попало по голове. Взрывом гранаты была проломлена у пола хлипкая внешняя стена, этот пролом потом описывали как место попадания снаряд. Понятно, что гранату бросил не диверсант большевиков…

Если бы Деникин попал в руки чекистов МГБ, то на допросе его детский лепет о событиях под Екатеринодаром не прокатил бы. Стал бы упираться, провели бы следственный эксперимент и наглядно показали бы, как выглядит труп человека, у которого под задницей взорвался 76-мм снаряд.

И, конечно, самое интересное, что могли вытянуть из Антона, свет Иваныча – какое задание получила шайка, в составе которой он был, от эмиссаров «союзников» в Новочеркасске? За выполнение какого задания им потом отстегнули 10 млн. денег?

Давайте отбросим в сторону всю дурь об их патриотизме, желании дать народу Учредительное собрание, избавить от большевистского ига, противостоять большевистско-немецкому нашествию и тому подобное.

Весь патриотизм у этих генералов выливался в идею верности долгу перед союзниками, о том, что про Учредиловку – всё вранье, как откровенно написал Шульгину Алексеев. Большевистскому игу народ откровенно радовался, даже казачество против Советской власти идти категорически не желало, и сам же Деникин об этом писал:

«Власти нет, силы нет, казачество заболело, как и вся Россия. Крыленко направляет на Дон карательные экспедиции с фронта. Черноморский флот прислал ультимативное требование «признать власть за советами рабочих и солдатских депутатов». В Макеевском районе объявлена «Донецкая социалистическая республика». Вчера к Тагангору подошел миноносец, несколько траллеров с большим отрядом матросов; траллеры прошли гирла Дона и вошли в ростовский порт. Военно-революционный комитет Ростова выпустил воззвание, призывая начать открытую борьбу против «контрреволюционного казачества». А Донцы бороться не хотят. Сотни, посланные в Ростов, отказались войти в город. Атаман был под свежим еще гнетущим впечатлением разговора с каким-то полком или батареей, стоявшими в Новочеркасске. Казаки хмуро слушали своего атамана, призывавшего их к защите казачьей земли. Какой-то наглый казак перебил:

– Да что там слушать, знаем, надоели!

И казаки просто разошлись».

Борьба против немецко-большевистского нашествия выглядела вообще «изумительно»: «Операция заключалась в том, чтобы быстрым маршем захватить узловую станцию Сосыка на Кубани, в тылу той группы большевиков, которая стояла против немцев у Батайска; одновременно для обеспечения и расширения района захвата занять соседние станции Крыловскую и Ново-Леушковскую.

25 апреля Богаевский со 2-й бригадой выступил из Гуляй-Борисовки и взял с бою станицу Екатериновскую; главная колонна – бригады Маркова и Эрдели – сделав 65 верст, заночевала в Незамаевской, занятой без сопротивления.

На рассвете 26-го Богаевский, Марков и Эрдели атаковали тремя колоннами станции Крыловскую, Сосыку и Ново-Леушковскую и, после горячего боя с большими силами и бронепоездами большевиков, все три станции были заняты. Много поездов с военными материалами попало в наши руки. В ту же ночь я перешел с колонной Маркова в станицу Михайловскую, предполагая расширить несколько задачу к северу. Но бригада Богаевского встретила уже упорное сопротивление большевиков, усилившихся подошедшими подкреплениями; добыча не стоила бы новых жертв. И я увел армию без всякого давления со стороны противника, развивавшего только сильнейший артиллерийский огонь, обратно на Дон.

Увозили с собой большую добычу: ружья, пулеметы, боевые припасы и обмундировальные материалы; уводили несколько сот мобилизованных кубанских казаков.

Должен сказать откровенно, что нанесение более серьезного удара в тыл тем большевистским войскам, которые преграждали путь нашествию немцев на Кавказ, не входило тогда в мои намерения: извращенная до нельзя русская действительность рядила иной раз разбойников и предателей в покровы русской национальной идеи…».

Получается, что называя большевиков предателями и немецкими агентами, провозглашая одной из своих целей противостояние германо-большевистскому нашествию, эти сволочи били в тыл Красной Армии, которая преграждал немцам путь. О какой морали и какой чести той погани можно после этого говорить?