Правда о русской революции: Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения

Могут спросить, почему же к этому движению примкнуло офицерство. Да потому, что офицерство, это профессиональное военное сословие, было гонимо в советской России, обезличено, истязуемо, естественно, что офицерство шло туда, где нуждались в его услугах, где восстанавливались его права, где оплачивалась его служба и т. д., то есть в Добровольческую армию. Кроме того, появился новый тип офицера республиканского мышления, это так называемые цветные войска: корниловцы, алексеевцы, марковцы, дроздовцы, или из элементов никогда не служивших, или из контингентов офицеров военного времени германской войны. В общем, нужно сказать, что из всей массы офицерства Добровольческой армии не более 25% шли за идею освобождения родины не считаясь ни с какими политическими тенденциями, остальные же шли или для спасения демократической республики, или просто примазались в своих личных интересах.

Как народ относился к Добровольческой армии, это видно лучше всего из того, каково было отношение к ней во вновь занимаемых областях. Вступление Добровольческой армии в города и деревни встречалось колокольным звоном, со слезами на глазах, целовали стремена всадников, а по прошествии каких-нибудь двух недель так же ненавидели добровольцев, как и большевиков. Лозунги армии народу не были понятны, а поведение ее возбуждало ненависть. Многие офицеры Добровольческой армии по своей беспринципности, разнузданности и жестокости мало чем отличались от красных и были бы более желательным элементом по ту сторону, чем по эту; они стояли в рядах Добровольческой армии по недоразумению – должно быть, гражданская война случайно их застала на этой стороне.

Отношение вновь назначенной администрации в занимаемых Добровольческой армией областях к местному населению не было на высоте. Действия новых чиновников часто были пристрастны и незаконны, так как ими часто преследовались личные интересы. Например, некоторые администраторы назначались именно в те местности, где находились их недвижимые имущества, и первое, что они делали – это начинали восстанавливать свои разоренные революцией хозяйства, жестоко расправляясь с крестьянами, которых считали виновниками разорения. Другие, пользуясь слабой ответственностью или полной безответственностью, грабили население нисколько не меньше, чем фронтовики. Поэтому законы и распоряжения, издававшиеся правительством генерала Деникина, доверия у населения не внушали, и таковое относилось к добровольческому движению безучастно и к нему не примыкало.

Агитационный аппарат правительства Деникина, «Осваг», был чрезвычайно громоздок, требовал колоссальных сумм на свое содержание, давал средства к жизни целой армии работников, но продуктивность его была самая ничтожная. Работа «Освага» сосредоточивалась почти исключительно на территории, занятой Добровольческой армией, и сущность ее состояла в том, чтобы доказать населению, что режим Добровольческой армии лучше, чем режим Совроссии. Это демонстрировали обыкновенно иллюстрированными плакатами, отмечавшими все отрицательные стороны советского режима и в виде контраста – положительные – Добровольческой армии. Духовно-просветительной деятельности «Осваг» не проявлял. Работы агитационной на территории большевиков «Осваг» не вел – чем, наоборот, так были сильны большевики. Словом, «Осваг» совершенно не оправдывал своего существования. Да и какую он мот вести однородную, полезную работу агитационного характера, если был заполнен людьми всевозможных политических воззрений.

Когда я осмотрелся, когда увидел, что правительство Деникина ничем не отличается от правительства Керенского, что во всей та же «керенщина», я решил уклониться от всякой политической работы и выбрал себе деятельность совершенно аполитичную. Я поступил на службу в Главное управление снабжений. Ближайшее начальство с удовольствием меня приняло и предназначило на должность представителя междуведомственной комиссии по учету общегосударственного имущества, отнятого у большевиков; необходимо было только зачисление приказом главкома и Добровольческую армию и утверждение в должности. Но тут-то и сказалась политическая нетерпимость Главного командования.