Ана сходила в гавань за покупками – она решила сварить рыбный суп. Пока мы вместе резали овощи, она немного рассказала мне про синьора Фидардо. Он был хозяином этого дома и сдавал чердачную комнату Ане. Сам он проживал на втором этаже, а на первом держал мастерскую. Синьор Фидардо делал музыкальные инструменты, в основном ручные гармоники. Он выучился этому делу еще мальчишкой в Италии. В юности он хотел эмигрировать в Америку, но дальше Лиссабона не добрался. Именно из Лиссабона уходили корабли в Америку. Ана точно не знала, но думала, что пока синьор Фидардо ждал в Лиссабоне отплытия, он встретил кого-то и влюбился. Как бы то ни было, он остался. Синьор Фидардо прожил в этом доме возле парка без названия почти сорок лет.
Я нервничала перед его приходом. Ана это заметила.
– Я уже говорила синьору Фидардо о тебе, – сказала она, чтобы меня успокоить. – Он никому ничего не расскажет. Даю тебе слово.
Ровно в семь вечера в дверь легонько постучали. Ана отворила, и в комнату вошел пожилой человек в ослепительно белом льняном костюме. То, что синьор Фидардо и есть человек в белом костюме, которого я видела из окна, я уже и так догадалась. В одной руке он держал бутылку вина и большой букет роз. В другой была гитара и кулек со сладостями из кондитерской «Граса».
Маленькая комната сразу наполнилась мускусным запахом его одеколона. Я чихнула. Я очень чувствительна к сильным ароматам.
Синьор Фидардо недовольно взглянул на меня. Потом повернулся к Ане:
– Обезьяна простужена? – спросил он. – В таком случае не лучше ли нам поужинать у меня? Я бы не хотел заболеть обезьяньим гриппом.
– Не говори глупостей, Луиджи, – сказала Ана. – Это Салли Джонс. И она будет ужинать с нами.
Перед тем как сесть за стол, синьор Фидардо протер сиденье стула носовым платком. Полагаю, он боялся, что к его белоснежным брюкам прилипнет обезьянья шерсть.
Как только на столе появились еда и вино, синьор Фидардо, казалось, забыл о моем присутствии. Они с Аной болтали о разных вещах – в основном о музыке и об общих знакомых. После кофе синьор Фидардо взял гитару и стал наигрывать печальную мелодию. Ана откинулась на стуле и запела.
Они музицировали до тех пор, пока в окне не показалась луна. Я сидела, поджав ноги, на диванчике и мечтала, чтобы песня никогда не кончалась. Синьор Фидардо играл с закрытыми глазами, и все недовольные морщины на его мрачном лице разгладились.
Синьор Фидардо ужинал с нами почти каждое воскресенье. Чаще всего угощение готовила Ана, а синьор Фидардо приносил вино и пирожные на десерт. Иногда он вызывался принести главное блюдо и покупал омара на рынке Рибейры в порту.
После ужина Ана пела, а синьор Фидардо аккомпанировал ей на гитаре или на ручной гармонике. Он замечательно владел обоими инструментами. Чаще всего Ана пела грустные фаду. Я слышала, как Роза в «Пеликану» поет те же самые песни, но у нее получалось совсем не так выразительно и проникновенно, как у Аны. Когда Ана пела, можно было забыть о своих печалях и обо всем вокруг.
Синьор Фидардо хотел, чтобы Ана выступала на сцене.
– Ты самая одаренная фадистка во всей Алфаме. Нет, во всем Лиссабоне! Да что там, во всей Португалии! Нельзя скрывать от мира такой талант!
Судя по Аниным щекам, ей было очень приятно это слышать, но она всегда отвечала одно и то же:
– Мне нравится петь дома. Сцена не для меня.
–
Но Ана не желала говорить на эту тему.
Со временем я поняла, что синьор Фидардо – лучший друг Аны. Поэтому я решила, что постараюсь его полюбить. Но только совсем немного. Потому что сам он меня не любил.
– Бог знает, сколько всякой дряни копошится в шкуре этого чудовища, – как-то раз пробормотал он, окинув меня недовольным взглядом.
– Думай, что говоришь, – сказала Ана. – Салли Джонс понимает больше, чем тебе кажется.
Тогда синьор Фидардо впервые посмотрел мне в глаза. А потом сказал:
– Сомневаюсь.
Глава 13
Дурные предчувствия
Шли недели. Близился день судебного заседания. Я ждала его с надеждой, но в то же время мне было очень страшно и я не могла думать ни о чем другом.
Бывало, за ночь мне не удавалось и глаз сомкнуть. Тогда я открывала окно и вылезала на крышу. Если ветер дул с запада, он приносил запах соли и водорослей с Атлантики. Это меня успокаивало. Я думала, что мне все-таки повезло. Я сыта, здорова и иногда даже могу наслаждаться запахом моря. Мне бы очень хотелось, чтобы Старшой об этом знал.
Так мне в голову пришла мысль написать ему письмо.
Однажды, когда Ана ушла на работу, я достала красную жестяную коробку из нижнего ящика ее секретера. Обычно Ана брала эту коробку, когда садилась писать письмо своей сестре в Африку. В коробке лежали карандаш, бумага, конверты и марки.
Я столько всего хотела рассказать Старшому. И о стольком хотела расспросить. Мысленно я исписала не один лист, но когда попыталась переложить слова на бумагу, все оказалось не так просто, как я думала. В конце концов я решила, что просто сообщу ему самое главное.