Правда о Салли Джонс

Директор обувной фабрики Сантуш любил фаду. Однажды он слышал, как Ана поет за работой, и хотел услышать еще. Несколько недель подряд он пытался заказать столик в «Тамаринде», но безуспешно – мест не было. В конце концов директору это надоело, и он вызвал Ану к себе в кабинет:

– Госпожа Молина, – сказал он. – С сегодняшнего дня я предоставляю вам оплачиваемый отгул в субботу, но при условии, что вы будете петь в «Тамаринде» и в пятницу тоже. Тогда, глядишь, и мне повезет и я смогу наконец заказать себе столик!

Анино имя стало известно не только в Алфаме, но и во всем Лиссабоне. В городе, случалось, к ней подходили незнакомые люди – жали руку и говорили комплименты. У нее даже появился тайный поклонник, который писал ей несколько раз в неделю и все повторял, что для него значит ее пение. Ана прозвала тайного почитателя «Кансон» – так называлась бумага, на которой он писал свои письма. Но кто был этот человек, Ана понятия не имела.

Синьор Фидардо был счастлив. Я не раз слышала, как он гордо повторял: «Что я тебе говорил!» Ана же относилась к происходящему спокойно. Она жила своей прежней жизнью: днем ходила на работу, а вечерами штопала носки.

Хотя кое-что все-таки изменилось. Благодаря директору Сантушу по субботам Ана теперь была свободна. Она брала меня на небольшие прогулки по Лиссабону и его окрестностям. Иногда мы ехали на поезде до Кашкайша или Эшторила и там бродили вдоль набережных. А иногда переплывали на пароме в Баррейру. Но чаще всего мы просто садились на трамвай и ехали в Жардин ботанику – Лиссабонский ботанический сад, где гуляли по дорожкам под сенью высоких деревьев.

Во время этих прогулок Ана все больше молчала. Меня это ничуть не смущало, потому что в такой тишине не было ничего печального. Думаю, Ане просто хотелось немного отдохнуть от своего голоса.

Глава 21 Пригорок за тюрьмой

Дни становились короче. В парке перед нашим домом желтели каштаны. Но вот листья облетели и теперь кружились вдоль трамвайных путей, когда редкий ветер проносился по Руа-де-Сан-Томе. С Атлантики один за другим пришли циклоны, а с ними холодный туман и зарядившие на многие недели дожди. Я по нескольку раз на день топила камин у синьора Фидардо, чтобы его склад драгоценной фанеры не испортился от влаги. В Лиссабон снова пришла зима.

Жизнь с Аной и синьором Фидардо стала для меня повседневностью. Приятной повседневностью. Я понемногу привыкла к мысли, что здесь мой дом. Хотя каждый день вспоминала о Старшом и мечтала навестить его в тюрьме.

Иногда я писала ему письма. И Старшой отвечал мне. Это были просто коротенькие сообщения, потому что ни Старшой, ни я не очень-то владеем этим жанром.

Но однажды от Старшого пришло очень необычное письмо:

Дорогая госпожа Ана Молина,

Хочу просить Вас об одолжении, хотя я и так пребываю пред Вами в неоплатном долгу.

Из окна моей камеры виден пустырь, а рядом с ним возвышается пригорок. На пригорке растут два небольших деревца. Если Вы могли бы привести туда Салли Джонс, я бы показал ей кое-что, что ее наверняка обрадует.

Пригорок находится у северо-западной стены. Я буду высматривать вас каждый вечер после семи.

С величайшим почтением,

Г. Коскела

Я перечитала письмо несколько раз. Меня переполняло какое-то странное чувство. Это же счастье, что я смогу снова увидеть Старшого. И я, безусловно, радовалась. Но в то же время нервничала и даже немного побаивалась. Каким он стал – после целого года в тюрьме? Вдруг он болен и истощен? Вдруг я вообще его не узнаю?

Ана заметила мое беспокойство.

– Мы обязательно поедем туда, – сказала она. – В воскресенье вечером. Ведь в другие дни я не могу. Я узнаю расписание поездов.

Она прикрыла мою ладонь своей и добавила:

– Все будет хорошо. Не волнуйся.

Это было в среду. Все следующие дни тянулись очень долго. Не говоря уже о ночах. Я почти не спала. Когда наконец наступило воскресенье, я так разнервничалась, что даже не могла есть.

Утром Ана и синьор Фидардо, как всегда, играли на похоронах на Празерешском кладбище. Тем временем я навестила могилу Элизы Гомеш и помогла Жуану разровнять граблями дорожки и выполоть сорняки. Я всегда старалась хоть чем-то помогать ему. Так время шло быстрее, да и Жуану, кажется, нравилась моя компания. Он любил рассказывать, как умерли люди, похороненные на этом кладбище. Это были истории о жестоких убийствах и кошмарных несчастных случаях. Рассказывая их, Жуан часто сам пугался так, что его голос начинал дрожать. Правда, об Элизе Гомеш я не узнала ничего нового.