Правда о штрафбатах. Как офицерский штрафбат дошел до Берлина

О том, что происходило с нами и со мной лично здесь, в обороне на Наревском плацдарме, я расскажу в следующей главе.

Глава 9

Наревская оборона, разногласия с комбатом. Орденская иерархия. Фронтовая манера. Новый тотальный враг. Свет и тепло… Сага о касках. Гибель Кости Смертина. «Штрафбатя». Два дня отпуска

О том, что дальше происходило на нашем участке обороны Наревского плацдарма, я постараюсь рассказать более кратко в основном потому, что немцы здесь в своей боевой активности были несколько сдержаннее. Командование фронтом подтягивало растянувшиеся за период операции «Багратион» тылы, приводило в порядок войска, так поредевшие к тому времени. Шло восстановление ресурса боевой техники и накапливались все виды боезапаса. Фронт готовился к дальнейшему масштабному наступлению, к одной из важнейших стратегических операций, получившей впоследствии название «Висло-Одерской».

Итак, мы перешли к обороне. Как помнит читатель, в моей роте после повторного наступления, в ходе которого боевые потери составили более 80 %, насчитывалось меньше взвода. Это даже с учетом уже прибывшего пополнения. И вот в эти первые дни организации обороны моего ротного участка меня вызвал к телефону комбат. Впервые с передовой я общался с ним по телефону. Тоном, не допускающим возражений, он приказал мне организовать РОП (ротный опорный пункт). Для меня это его распоряжение оказалось настолько неожиданным, настолько несуразным, что я на какое-то время просто опешил. Такая форма организации обороны роты была бы целесообразна тогда, когда в роте как минимум три более или менее полнокровных взвода. В этом случае в первой траншее занимают оборону два взвода, а третий оборудует позицию во втором эшелоне, и таким образом РОПы становятся основой сравнительно глубоко эшелонированной обороны всего батальона трехротного состава.

А у нас, как оказалось, не только батальона, но даже и роты-то не было! Своими малыми силами я никак не мог организовать ротный опорный пункт, не ослабляя и без того слабую оборону переднего края. Об этом тут же по телефону я и доложил Батурину, сказав ему, что его приказ смогу выполнить только при условии, если мне подчинят еще минимум два полнокровных взвода, или когда в роту прибудет пополнение, достаточное для еще двух недостающих взводов.

Как я и ожидал, подполковник Батурин разразился резкими, негодующими фразами, пригрозив при этом, что он может передумать и не послать в штаб фронта представление о моем назначении на должность командира роты. Понимая, что пока мое назначение не узаконено приказом по фронту, комбат запросто может его отменить, я тем не менее (как говорят, попала «вожжа под хвост») тут же, не раздумывая, спросил его, кому и когда он прикажет сдать командование ротой.

После долгого и тягостного молчания Батурин весьма недовольным голосом изрек: «Пока командуйте! Я еще с вами разберусь!» И тут, словно бес снова меня попутал, я вместо уставного «Есть!» выпалил: «Приходите сюда, в окопы, здесь на месте и разберемся».

Батурин, еще ни разу не побывавший у нас в окопах и вообще на переднем крае, вскипел и уже срывающимся на крик голосом ответил: «Я сам знаю, где мне быть, когда и куда приходить!» На этом наш разговор оборвался.

Потом мне мой бывший ротный, майор Матвиенко, уже ставший замкомбатом, говорил: «Зачем ты лез на рожон? Ну, сказал бы «Есть!», а делал бы как нужно!» Что же, не было у меня ни тогда, ни после такой «смекалки»…

Наш новый (он все еще был «новым», во многом неизвестным, неизученным) комбат оказался человеком, как я убедился вскоре, еще и злопамятным. Были обстоятельства, в которых я не раз чувствовал (не думаю, что мне это казалось) ярко выраженную немилость батуринскую, почти до самого окончания войны.

Между прочим, комбата уже наградили орденом Александра Невского, видимо, «за успешную организацию боев» при восстановлении флангов Наревского плацдарма. После этого он приказал представить офицеров, фактически обеспечивших ему его первый орден, к наградам именно этим орденом. Об этом сказал мне Филипп Киселев, и мы вместе стали составлять реляции на награждение командиров взводов. Жору Сергеева мы представили к ордену Александра Невского, Федю Усманова – к Богдану Хмельницкому III степени. Мне Батурин велел передать, что я буду представлен тоже к Александру Невскому.

Мне пришлось рассказать Филиппу о своей глупой истории с «дважды орденоносцем». Поэтому я попросил Филиппа уговорить комбата согласиться на положенный мне за подбитый танк орден Отечественной войны любой степени.