В первый же день по прибытии в батальон, когда я сдавал документы в штаб, узнал, что действительно награжден, но не орденом, а только медалью "За отвагу". Я уже говорил, что эта медаль у нас, офицеров, ценилась не ниже солдатского ордена Славы. Конечно же, я был рад этой награде, но меня теперь мучили угрызения совести, что я сфотографировался в госпитале с чужим орденом Отечественной войны и разослал эти фотографии своим близким! Стыдно-то как!
Вручал медаль мне как-то не торжественно, не по-осиповски, новый комбат. Спросил, какие награды уже имею, и как-то недобро усмехнулся, когда я бросил взгляд на его единственную медаль, полученную не за боевые заслуги, а только по случаю 20-летнего юбилея Красной Армии.
Рукопожатие его было холодным, вялым, каким-то безразличным и оставило неприятное ощущение. Ну, а первое ощущение часто самое стойкое, и первое впечатление бывает иногда определяющим. Это почти всегда так: если предыдущий начальник был хорош, то нового встречают настороженно. Как-то он поведет себя с подчиненными, будет ли строг или мягок, справедлив или не очень, станет ли забота о подчиненных его главным делом или самым важным для него будут собственные амбиции и личное благополучие. Совсем немного времени прошло, чтобы мы смогли ответить на эти вопросы…
Итак, вместе с гордостью за «отважную» медаль пришло беспокойство. А удастся ли мне в будущих боях заслужить вообще какую-нибудь награду? Тем более — именно тот орден, который теперь мне нужен позарез! Решил никому об этой неприятности моей не сообщать, даже Филиппу Киселеву, с которым у меня были хорошие, дружеские отношения. И ничего никому не говорить о моей злополучной фотографии "дважды орденоносца".
Правда, о награждении меня медалью "За отвагу" не удержался, написал все-таки в те же адреса, но о конфузе с орденом — ни слова!
Батальон размещался где-то в районе Минска-Мазовецкого, что недалеко от Вислы и, кажется, южнее Варшавы. В памяти осталось только название. Помню, что рядом с нами в этом городе размещалась какая-то часть Польской Армии. Соседство это способствовало знакомству с польскими воинами ("жолнежами"). Кто знает, может, и в бою окажемся соседями…
Как мы и ожидали, почти все они были или русскими, или поляками, давно обрусевшими. Формировалось-то их войско в России. Непривычно было смотреть на их странный, по нашим меркам, головной убор «конфедератки» — это фуражки с квадратным, а не круглым, как у нас, верхом. И честь друг другу они отдавали не ладонью, поднесенной к головному убору, а двумя сложенными, средним и указательным, пальцами. Удивляли нас также их утренние и воскресные молитвы и богослужения.
Наше соседство было приятным еще и тем, что «поляки» часто устраивали вечера танцев, а у них было много солдат-женщин, так что танцевать было с кем. Многих из нас эти танцы как-то не интересовали, хотя некоторых все-таки влекло туда наличие девушек в польской военной форме. Однако их командиры строго пресекали романтические отношения с нашими офицерами и бойцами, хотя это им не всегда удавалось.
У наших соседей в это время шло интенсивное пополнение рядов за счет призываемых из освобожденных районов ("гмин" и "воеводств") и обучение вновь призванных «жолнежев». У нас тоже шло формирование одной роты и взводов усиления за счет нового пополнения, правда, не массового, как раньше. Хорошо, что большинство бойцов было с богатым боевым опытом, и они использовались нами в роли инструкторов. И делали это с охотой, с увлечением, каждый по своей собственной методике.
Немного освоившись после долгой разлуки с батальоном, я с горечью узнал о гибели некоторых моих друзей-офицеров, моих заместителей-штрафников и части командиров отделений и сожалел о том, что многие из моего взвода еще не вернулись после госпиталей. Как мне сообщили, погиб и славный командир отделения Пузырей. Он и сейчас, более полувека спустя, стоит перед моими глазами — худощавый, подтянутый, тонкие губы, острый взгляд, собранность во всем, весь в движении.
Встретили меня в батальоне тепло, «обмыли» и возвращение, и медаль. Командир роты Иван Матвиенко, получивший недавно из рук прежнего комбата за предыдущие бои под Брестом орден Суворова III степени, почему-то вновь формировал роту, тогда как некоторые вновь прибывшие на такие же должности офицеры находились в резерве. Может, я тенденциозен, но мне показалось, что Батурину мозолил глаза полководческий орден ротного.