Иззи смеется, и Анисе нравится ее смех и как она при этом запрокидывает голову. Нравятся густые и жесткие волосы Иззи и то, что она по-разному их укладывает – сегодня они наполовину подобраны под белый с фиолетовым шарф, падающий на спину букетом.
– Он самый плохой, – продолжает Аниса. – Рвет цветы и велит им стать женщиной, а как только та делает что-нибудь ему не по нраву, превращает ее в сову. Как будто... как будто он должен управлять ее сказкой, а для этого нужно менять ее облик.
– Что ж. Справедливости ради – она же пыталась убить его приемного сына.
– Он заставил ее выйти за него замуж! И он тоже был ничтожеством!
– Ты так хорошо во все это вникла.
– Просто... – Аниса, прикусив губу, смотрит на Блодавет и слегка приподнимает ее, чтобы переместить на руке. Сова раскрывает роскошные крылья и устраивается удобнее. – Иногда мне кажется... что кто-то собрал меня из разных случайных частей и назвал девочкой, а потом Анисой, а потом... – Она пожимает плечами. – Не важно.
Иззи мгновение молчит и говорит задумчиво:
– Знаешь, для этого есть другое слово.
– Для чего?
– Для того, что ты описала, – для собрания разрозненных элементов. Антология. Кстати, «Мабиногион» тоже антология.
Аниса не согласна:
– Сказка о Блодавет – это просто часть другой сказки, сама Блодавет не антология.
На губах Иззи появляется легкая улыбка, всегда наводящая Анису на мысль о том, что ее подруга думает о чем-то или ком-то другом, но отворяет для Анисы окошко в свой мир.
– Можешь воспринимать это так. Но есть еще одно слово для антологии, которое больше не используется. «Флорилегия». Знаешь, что это означает?
Аниса качает головой и удивленно моргает, когда Блодавет бочком поднимается по ее руке и мягко прислоняется к плечу. Иззи улыбается, на этот раз чуть сильнее, больше сама себе, и отвечает:
– Собрание цветов.
Когда спустя три года отец воссоединился с семьей в Лондоне, он обнаружил, что Аниса выросла на несколько дюймов и стала немногословной. Мать настаивала на том, чтобы дочь общалась с ней по-арабски, вынуждая ее призывать все свои знания языка предков, из-за чего Аниса предпочла вообще молчать. Это работало ей на пользу в школе, где ее глаза, внешность и слух о ее темной силе приводили одноклассников в трепет. Но с отцом так не получилось – он держал ее в объятиях до тех пор, пока слова и слезы не хлынули из нее вперемешку со всхлипами.
В следующие годы стало лучше. Они переехали в другую часть города, и у Анисы появилась возможность завести друзей в новой школе, стать более открытой и разговорчивой. Иногда она говорила, что ее прошлые попытки пугать людей, убеждая их в том, что она наделена особыми силами, были всего лишь розыгрышем и что сама она в это никогда не верила.
– Уроки?
Аниса переводит взгляд с тетради на мать и качает головой:
– Нет, это валлийский.
– О. – Мать молчит, и Аниса видит, как та мысленно надевает перчатки, которыми берут птиц. – Зачем тебе валлийский?
Она пожимает плечами.
– Мне нравится.
Видя, что мать не удовлетворена ответом, Аниса добавляет:
– Мне нравятся эти сказки, и я хочу наконец прочитать их в подлиннике.
– У арабской литературы тоже богатые традиции... – нерешительно говорит мать.
Сила внутри Анисы взметнулась, как удар хлыста, заставая ее врасплох, и она до крови прикусывает изнутри губу, чтобы сдержать силу, сдержать.
– ...и хотя сама я мало что могу рассказать, но уверена, что бабушка или твои тети с удовольствием поведают тебе о...
Аниса хватает книги и выскакивает из комнаты, как будто от силы можно убежать. Она запирает дверь и впивается ногтями в руку, оставляя длинные болезненные царапины, ибо выпустить силу можно только через боль, ибо, если не причинить боль самой себе, обязательно пострадает кто-то другой.
Анису охватывает дурное предчувствие еще до того, как она видит пустой вольер, потому что Иззи расхаживает перед ним, как будто поджидая ее.
– Блодавет заболела, – говорит она, и Аниса ощущает тяжесть на душе. – Она уже несколько дней не ест. Прости, но сегодня ты не сможешь с ней повидаться...
– Что с ней? – Аниса отсчитывает назад дни до последней вспышки, на которую она подумала, но не сходится, тогда ничего подобного не было, но она держала в руках «Мабиногион»...
– Пока не знаем. Мне жаль, что ты потратила время на поездку... – Иззи запинается, а Аниса застывает, чувствуя, что растворяется в горе, в том дне год назад и в четырех сотнях миль отсюда.