Правда о совах. Мадлен (ЛП)

На меня внезапно нахлынул беспричинный восторг. Я, как влюбленный, сразу стал равнодушен к превратностям судьбы, к безобидным ее ударам, к радужной быстролетности жизни, я наполнился каким-то драгоценным веществом; вернее, это вещество было не во мне − я сам был этим веществом... Так откуда же она ко мне пришла? Что она означает? Как ее удержать?.. И вдруг воспоминание ожило[3]...

Марсель Пруст.

Мадлен припоминает, как была другой личностью.

На нее накатывает за рулем, когда она едет мимо полей и усадеб в сторону холмов, которые огибает дорога. Она вспоминает свое воодушевление при мысли о путешествии, о том, что обретет себя за холмами, где-то далеко отсюда. Вспоминает, как веселилась с друзьями, с надеждой глядя вперед, в будущее.

Она размышляет над тем, как изменение прокрадывается, будто вор в ночи, по винтику откручивая чувство собственного «я», пока от личности, которой мы себя считаем, не останется сломанная дверь, повисшая на ржавой петле и ждущая, когда мы через нее пройдем.

* * *

− Расскажите о своей матери, – просит Клэрис, ее психотерапевт.

Мадлен загнана в угол. Она всего лишь третий раз у Клэрис. Она опускает взгляд на свои руки, мнущие юбку.

–Я думала, мы будем говорить о приступах.

–Будем. – Клэрис сама доброта, само спокойствие. – Но...

– Я правда предпочла бы поговорить о приступах.

– Когда был последний? – уступает Клэрис, кивая в своей изящной, терпеливой манере, и что-то записывает.

– Прошлой ночью. – Мадлен с усилием сглатывает, припоминая.

– И что стало триггером?

– Суп. – Она пытается хихикнуть, но выходит какой-то сдавленный всхлип. – Я готовила куриный суп и положила в него палочку корицы. Никогда раньше так не делала, но вспомнила, как выглядело это блюдо у мамы, – иногда она варила бедрышки целиком и добавляла лавровый лист, черный перец и палочки корицы. Мне врезалось в память, как это смотрелось в кастрюле, и я решила повторить рецепт. Все было точно так же – пахло так же, совсем так, как готовила она, – и вдруг я оказалась там. Я была маленькой, находилась в нашем прежнем доме и смотрела на нее, а она помешивала суп и улыбалась мне, а вокруг клубы ароматов, я чувствовала и ее запах – запах ее крема для рук, видела край плиты, ручку духовки и на ней полотенце с котиками.

– Ваша мать любила готовить?

Мадлен безучастно смотрит перед собой.

– Мадлен, – говорит Клэрис с неизменным британским акцентом, с которым Мадлен уже смирилась. – Если мы собираемся вместе работать над вашими проблемами, мне нужно знать о ней больше.

– Приступы с ней не связаны, – холодно отвечает Мадлен. – Они из-за препаратов.

– Да, но...

– Они из-за препаратов, и не нужно мне напоминать, что я участвую в испытании из-за нее – и так ясно, – и я не хочу о ней рассказывать. Это не имеет отношения к моей скорби, и мы же определились, что это не посттравматические флэшбеки. Они из-за препаратов.

– Мадлен. – Мадлен завораживает способность Клэрис одновременно раздражать и умиротворять своей полнейшей невозмутимостью. – Препараты ведь работают либо дают сбои не в вакууме. Вы были одной из шестидесяти участников испытания, а эти приступы появились только у вас. – Клэрис слегка подается вперед. – Также мы говорили о вашей склонности усматривать в наших отношениях враждебность. Прошу вас, помните, что это не так. Вы… – Клэрис не то чтобы улыбается, но в морщинках вокруг рта проскальзывает участие. – Вы даже не назвали мне ее имя.

Мадлен начинает чувствовать себя упрямым ребенком, а не взрослой, отстаивающей свои интересы. От этого ее неприязнь только усиливается.

– Ее звали Сильви, – наконец произносит Мадлен. – Кухня была ее любимым местом. Маме нравилось готовить большие роскошные обеды, но она терпеть не могла, приглашать гостей. Папа насчет этого вечно над ней подтрунивал.

Клэрис кивает, подбадривающе улыбаясь одними уголками губ, и опять что-то пишет.

– Вы пробовали избавиться от воспоминаний с помощью методики, которую мы обсуждали?

Мадлен отводит взгляд.

– Да.

– Что вы на этот раз выбрали?

– Альтюссера[4]. – Мадлен чувствует себя глупо. – «В борьбе, которая является философией, позволены любые методы ведения войны, включая мародерство и маскировку».

Клэрис, продолжая записывать, хмурится, и Мадлен не может понять, отчего – потому что война ассоциируется с враждебностью или же Клэрис просто не любит Альтюссера.

* * *

Похоронив мать, Мадлен стала искать способ похоронить саму себя.