Время от времени мы видели зеленую ракету; потом оказалось, что ее запускают со шлюпки для экстренного спуска, что сразу поняли наши мужчины. Мы все молились, чтобы скорее наступил рассвет; никто не разговаривал, все были охвачены ужасом от катастрофы и ужасно замерзли.
С рассветом поднялся ветер, и вскоре на море началось волнение. Прежде чем окончательно рассвело, нам показалось, что мы заметили на горизонте огни корабля. Старшина-рулевой не сразу признал нашу правоту, уверяя, что это луна, но потом кто-то из матросов сказал: возможно, там „Карпатия“. Перед тем как они покинули „Титаник“, им сказали, что „Карпатия“ идет к нам. После того как рассвело, мы долго плыли среди обломков с „Титаника“, главным образом я видела шезлонги и белые пилястры.
Нам казалось, что мы никогда не доберемся до „Карпатии“, потому что увидели, что корабль остановился. Позже, когда мы спросили, почему „Карпатия“ не подошла ближе, нам объяснили: первые шлюпки, которые отошли от правого борта „Титаника“, подошли к „Карпатии“ около четырех. Мы же подошли к забортному трапу уже после шести.
Нам пришлось тяжело, когда мы шли на веслах в бурном море, и невозможно было держать курс. Много раз нас могло затопить. Капитан Рострон, который наблюдал за нашим приближением, признался: он сомневался, что мы продержимся еще хотя бы час в таком бурном море. На дне шлюпки набралось много воды из-за течи; кроме того, вода натекла с одежды восьми спасенных. Они постоянно вычерпывали воду, чтобы уменьшить осадку. Две женщины рядом с нами очень страдали от морской болезни, но младенцы почти всю ночь спали на руках у матерей. С борта спустили подвесную люльку; кроме того, были веревочные лестницы. Однако лишь немногим мужчинам удалось подняться по веревочным лестницам. Тогда спустили вниз почтовые мешки; в них клали младенцев и детей и так поднимали их наверх. Нам велели бросить спасательные жилеты. Мы садились в люльку, и нас подтягивали к открытому люку, где подхватывали члены экипажа. Нас укутывали в теплые одеяла, всем предлагали бренди. Потом нас отвели в салон, напоили горячим кофе и накормили сэндвичами».
Шлюпка Энгельгардта D[26]
Всего 44 человека (Бр., с. 38): экипаж 2, пассажиров-мужчин 2, женщин и детей — 40.
Ч.Г. Лайтоллер, второй помощник (Ам., с. 81):
«Когда спускали на воду последнюю шлюпку (она самой последней покинула корабль), трудно было найти женщин-пассажирок. После того как все остальные шлюпки были спущены на воду, мы пошли на нос, чтобы достать складные шлюпки Энгельгардта. Носовую шлюпку для экстренного спуска (№ 2) к тому времени уже спустил на воду кто-то из других офицеров. Мы сняли складную шлюпку, намереваясь посадить в нее оставшихся пассажирок. Я спросил, есть ли женщины, но ни одной рядом не оказалось. Кто-то сказал: „Женщин нет“. Это происходило на шлюпочной палубе, где полагалось находиться всем женщинам, потому что шлюпки спускали оттуда. В шлюпку сели пятнадцать — двадцать человек; из них один матрос и еще один матрос или стюард. Это была самая последняя шлюпка, какую мы спустили с помощью лебедки. Я заметил рядом с собой многих американцев; они оказывали мне всяческую помощь, невзирая на национальность».
На заседании британского следственного комитета тот же офицер показал:
«Кто-то крикнул: „Больше женщин нет!“ В шлюпку начали садиться мужчины. Потом кто-то сказал: „Есть еще женщины“, — и, когда их пропустили вперед, мужчины снова вылезли из шлюпки. Я не увидел в шлюпке мужчин, но, насколько понимаю, в ней прятались несколько китайцев.
После того как та шлюпка отошла, женщин поблизости не осталось. Я не считал разумным ждать, потому что не хотел, чтобы шлюпку „взяли штурмом“. Поэтому я приказал отходить от корабля. Во всем сохранялся образцовый порядок. Никто из мужчин не пытался шлюпку „штурмовать“. Когда шлюпку спускали, я видел, как по лестнице поднимается вода. В шлюпке до последнего сохранялся образцовый порядок. Насколько мне известно, в тех шлюпках, которые отправлял я, не было пассажиров-мужчин, кроме одного, майора Пьючена, которому я сам разрешил сесть в шлюпку».
А.Дж. Брайт, матрос (Ам., с. 831):