С „Карпатии“ в нашу шлюпку спустили канат с крошечной петлей на конце; нас одного за другим поднимали на борт, к безопасности. Дама, которую поднимали передо мной, была очень крупной, и я невольно вздрогнула от страха, когда услышала чьи-то слова: „Осторожно, ребята! Она легкая“. Меня столько раз ударяло о борт корабля, что я почувствовала себя мешком с мукой. Руки у меня так замерзли, что я с трудом держалась за веревку и боялась, что не удержусь. Потом наверху закричали: „Осторожно! Не так быстро!“ Мне показалось, что я вот-вот разожму руки и полечу вниз; едва ли такое было возможным, но тогда мне так казалось. Наконец я очутилась у какого-то порта или люка, и там добрый доктор закутал меня в теплый плед и повел в ресторан, где нам немедленно налили подогретое бренди. Для всех нас делали все возможное. Спасательные шлюпки продолжали подходить, и зрелище было душераздирающим: на корабль поднимали одну вдову за другой. Каждая надеялась на то, что ее муж спасся и добрался до „Карпатии“ на другой шлюпке. Однако ответом на их вопросы всегда было: „Нет“.
Мне по-прежнему было так холодно, что пришлось закутаться еще в полотенце. Потом я вернулась в ресторан и нашла милого маленького Луи[35]
, француза, который лежал один; его босые ножки совсем окоченели. Я положила рядом с этим очень красивым мальчиком бутылку с горячей водой. Он улыбнулся в знак благодарности.Помня, как мне полегчало после того, как я выпила подогретое спиртное, я пыталась уговорить других что-нибудь выпить. Но часто они лишь качали головами и говорили: „Нет, не могу“.
Ближе к ночи мы вспомнили, что у нас ничего нет — ни расчески, ни гребня, ничего такого, — и пошли в корабельную парикмахерскую. У парикмахера всегда есть все, однако в тот раз там оставалось лишь несколько зубных щеток. Я купила полотняный чепец странной формы.
Хотя в нем я выглядела сироткой из приюта, я очень радовалась, что у меня есть чем покрыть голову. Кроме того, у парикмахера оставалось несколько ярких шелковых носовых платков. В углу каждого было вышито алыми буквами: „От друга“. Мы их тоже купили, обзаведясь всем необходимым для оставшихся дней на море.
Мы терпеливо пережидали унылые, туманные дни; мы надеялись, что, придя в порт, что-нибудь узнаем о пропавших. Сердце мое полнится такой глубокой признательностью, что ее не выразить словами; оно шлет благодарение храбрым американцам. То, что рождаются, живут и умирают за других такие люди, — повод для глубокой благодарности. Какая страна могла бы родить столь замечательных мужчин, как наши американцы? Благодарю Господа за них и за их благородную смерть».
Шлюпка для экстренного спуска № 1[36]
При посадке в шлюпку и спуске на воду никаких беспорядков не наблюдалось.
Всего 5 человек.
Всего 7 человек.
Всего в шлюпке — 12 человек.
Дж. Саймонс, матрос (Бр.):
Свидетель помогал сажать пассажиров в шлюпки № 5 и 3 по приказу мистера Мэрдока; в первую очередь сажали женщин и детей. Убедившись, что шлюпки под номерами 5 и 3 спустили на воду, он пошел к шлюпке № 1. Мэрдок приказал сесть в нее еще одному матросу и пятерым кочегарам. Свидетель увидел, как с пассажирской палубы первого класса выбегают две дамы. Они спросили, можно ли сесть им в шлюпку. Мэрдок ответил: «Прыгайте». Офицер огляделся, ища, нет ли поблизости других женщин, но никого не было видно, и он приказал спускать шлюпку, а свидетеля назначил старшим. Перед тем как покинуть шлюпочную палубу, свидетель видел белый свет милях в пяти от корабля, со стороны носа.
Сразу после того, как шлюпка № 1 отчалила, вода поднялась до палубы С и находилась под тем местом, где была плита с названием корабля. Свидетель приказал матросам налечь на весла. Шлюпка отошла ярдов на двести. Корма корабля высоко поднялась в воздух. Свет на носу погас, остался лишь мачтовый фонарь. Корма поднялась из воды под углом в сорок пять градусов; он видел гребной винт. Шлюпку отвели еще немного дальше, чтобы ее не затянуло в воронку; потом свидетель приказал остановиться и стал наблюдать.
После того как «Титаник» пошел ко дну, он слышал стоны и крики о помощи, но боялся возвращаться из страха, что шлюпку потопит множество людей, хотя в шлюпке еще оставалось место для восьми — двенадцати человек. Он сам определял курс, будучи