Напрягая зрение, мы не сводили взглядов с горизонта и напряженно вслушивались. Мы ждали в полной тишине. Вскоре вдали, в том месте, где мы видели вспышку, появился одинокий огонь, а вскоре и второй под ним. Через несколько минут оба огня приблизились и оставались рядом! Вспомнив, сколько раз мы обманывались прежде, мы и выждали еще немного, прежде чем позволили себе признать, что мы спасены. Огни стремительно приближались; так быстро, что казалось, прошло лишь несколько минут (хотя на самом деле прошло гораздо больше времени), прежде чем они засияли высоко над горизонтом. Мы не знали, что за судно плывет к нам на помощь, однако сразу поняли, что оно идет быстро. Мы стали искать бумагу, тряпки — что угодно, способное гореть. В случае необходимости мы были готовы поджечь даже наши куртки. Факел поспешно соорудили из писем, найденных в чьем-то кармане; мы зажгли факел, и его высоко держал кочегар, стоявший на рулевой платформе. Искры летели в лица сидевших рядом; факел освещал участки океана, и на фоне черной, маслянистой воды я впервые разглядел айсберг, огромную гору, вроде той, из-за которой случилась страшная катастрофа. Вначале нам попадались небольшие куски льда, размерами не больше кулака. Льдины подскакивали на воде, не причиняя никакого вреда, а затем снова скрывались во тьме, когда кочегар швырял за борт обгоревшие остатки бумаги. Но хотя мы того не знали, опасность того, что корабль нас раздавит, нам уже не грозила. Во-первых, на «Карпатии» издали заметили шлюпку, на которой всю ночь горел зеленый огонь, и поняли, где примерно нас искать. Во-вторых, «Карпатии» пришлось остановиться по очень важной причине, которая приведена в судовом журнале: «Всю ночь шли полным ходом; остановились в 4 утра, так как впереди по курсу находился айсберг».
После того как наш самодельный факел догорел и нас вновь окружила тьма, мы увидели, как судовые огни остановились и то поднимаются, то опускаются. Все вздохнули с облегчением. Стало ясно, что нам не придется поспешно отворачивать от корабля и бояться, что он нас не заметит, переедет нас или нас перевернет от образовавшейся волны. Мы ждали; корабль медленно развернулся, и мы увидели большой пароход с освещенными иллюминаторами. Думаю, увидев яркий свет, мы испытали огромное облегчение — зрелища чудеснее мы никогда не увидим. Оно означало спасение; вот что поразило всех нас. Мы думали, что нас спасут ближе к вечеру, и вот прошло лишь несколько часов после того, как затонул «Титаник», еще не рассвело окончательно — и нас скоро возьмут на борт! Все казалось слишком хорошим для того, чтобы быть правдой; по-моему, глаза наполнились слезами не только у женщин, но и у мужчин, когда они снова увидели над водой ровные ряды освещенных иллюминаторов. В шлюпке послышались прочувствованные восклицания: «Слава Богу!» Гребцы кое-как развернулись, и мы пошли к пароходу; наш капитан велел запевать «Гребите к берегу, ребята!». Экипаж подхватил дрожащими голосами; пассажиры вторили, но я думаю, нам удалось спеть всего один куплет. Было еще слишком рано, от волнения и благодарности у нас срывались голоса. Вскоре, сообразив, что с песней не очень получается, мы попробовали кричать, что пошло лучше. Было гораздо легче выражать свои чувства радостными криками; мотив и слова — необязательные составляющие для приветственного крика.
И сейчас, вспоминая о том, как мы радовались скорому спасению, я хочу назвать имя, достойное высшей признательности: Маркони. Жаль, что его не было с нами и он не слышал, как пассажиры шлюпки благодарили его за чудесное изобретение, сэкономившее нам много часов, а может быть, и много дней блуждания по штормовому, холодному океану. Надеюсь, наша благодарность была достаточно пылкой и яркой, и кое-что передалось изобретателю по открытым им радиоволнам.
Другие шлюпки с «Титаника» тоже направлялись к «Карпатии»; мы слышали их крики и приветствия. Наши гребцы старались изо всех сил. Все шлюпки состязались друг с другом, стараясь первыми прийти к цели. Мы подошли к «Карпатии» восьмыми или девятыми. Во-первых, наша шлюпка была загружена до предела, и, во-вторых, по пути нам пришлось обходить огромный айсберг.
Тогда, словно дополняя нашу радость, наступил рассвет. Сначала на востоке появилось красивое, приглушенное мерцание, затем из-за линии горизонта осторожно выплыло мягкое золотистое свечение, как будто старалось, чтобы его не заметили. Постепенно свечение все больше распространялось над морем — так тихо, как будто хотело, чтобы мы поверили, что оно находилось там все время, просто мы его не замечали. Постепенно небо окрасилось в бледно-розовый цвет. Вдали на горизонте и близко к нему появились тончайшие кудрявые облака; с каждой секундой они все больше розовели. Медленно тускнели и гасли звезды — все, кроме одной, которая еще долго оставалась на небе после того, как остальные скрылись за горизонтом. Рядом с нею показался бледный полумесяц; его рожки были повернуты к северу.