Правда об Афганской войне

На огромных пространствах Афганистана народно-демократическая власть установилась лишь в крупных городах – Кабуле, Герате, Кандагаре, Мазари-Шарифе, Джелалабаде, Кундузе и других. Большинство же населенных пунктов в уездах и волостях находились в руках мятежных полевых командиров.

По имевшимся у нас разведданным в пределах Афганистана в различные месяцы года находилось от 50-60 до 70-80 тысяч мятежников, большей частью в районе Кабула и юго-западнее столицы, а также в ущелье Панджшер, в центре страны, в районах Кандагара и Герата и особенно густо в районе Джелалабада, то есть в юго-восточной части Афганистана, примыкающей к Пакистану и Индии. Большие группировки имелись и в районе Мазари-Шарифа, и в северо-восточной провинции Бадахшан, соседствующей с нашим Таджикистаном.

Центральные дороги – восточная, идущая на Кабул через перевал Саманган, и западная – через Герат-Кандагар – практически контролировались мятежными силами.

Мы с Владимиром Петровичем немало размышляли обо всем этом. Можно себе представить как в чужой стране сидят два генерала, два иноверца, которых и позвал-то в эту страну на помощь далеко не «афганский народ», как это тогда у нас в газетах писали – сидят и решают: как бы это так изловчиться, чтобы заставить самих афганцев воевать с афганцами, да при этом еще и «вручить» кабульскому руководству ответственность за все происходящее, ответственность, от которой оно всячески открещивалось как только могло… Конечно, столь масштабные политические действия нам представлялись заботой посла и посольства, представителей ЦК КПСС и работников КГБ. Но шла война, и мы думали прежде всего о своей доле ответственности.

– А как обстоят у нас дела с сохранением военной тайны при подготовке операций? – спросил я Черемных.

– Эх, Александр Михайлович, в этом деле мы глупцы.

– То есть как?

– Ну посудите сами… Давайте поразмышляем.

И мы размышляли. Сергей Леонидович, будучи человеком опытным, доводил боевые задачи до частей и подразделений на рейд не раньше, чем за двое – максимум трое суток. Афганской стороне задача ставилась за сутки до начала рейда. И все равно – о любом рейде становилось известно душманам! И участники рейда часто попадали в западню или ловушку.

Воевать и видеть, как нас повсюду предают – что может быть тяжелее? Мы не исключали, что это делалось преднамеренно и в согласии с главным принципом афганского руководства: чем хуже – тем лучше. Для решительного пресечения утечки сведений из частей и соединений афганской армии к моджахедам центральное политическое и военное руководство ничего не делало. В результате и мы, и участвовавшие в рейде афганские части и подразделения несли огромные потери. Учитывая все это, мы прибегли (по моему решению) к необычному, даже своевольному и рискованному способу сохранения в тайне наших планов. Об этом расскажу я чуть позже…

– Карты-то … – и Черемных зло выругался – с планами боев на очередной месяц лежат в столах у Бабрака и Рафи. Без охраны! – И еще злее: – Думайте, где и когда нас накроют…

– Думаю, – без энтузиазма ответил я.

Настало время прощаться с Соколовым и Ахромеевым. На ужин в посольстве по случаю их отъезда пришли высшие должностные лица афганского руководства.

Как и подобает в этом случае, много добрых слов произносилось в адрес отъезжающих. Табеев воспользовался поводом, чтобы громогласно заявить о тесном взаимодействии посольства и парткома с военными, благодаря чему, дескать, в стране твердо установлена народная власть и можно смело надеяться, что в скором времени Афганистан станет чуть ли не членом Варшавского Договора. Сергей Леонидович, как человек сдержанный, слушал молча, да и мысли его уже, вероятно, были далеко, в Москве – там придется докладывать членам Комиссии ПБ и о сделанном, и о положении в стране, и о перспективах. А перспективы эти…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

За свою долгую армейскую службу: от красноармейца-курсанта полковой школы в 1940 году до генерала армии и командующего войсками перворазрядного военного округа, а затем и первого заместителя Главкома сухопутных войск СССР – всюду, по мере роста моей служебной каланчи – я твердо придерживался правила: быть всегда готовым к выполнению любого служебного поручения, большого или малого.

И в соответствии с этим правилом – нес свой армейский крест, оправдывая (как тогда было принято отмечать) доверие руководства Минобороны, ЦК КПСС, Политбюро и лично самого Генерального секретаря. Да, такой был лексикон.

Мне был чужд рьяный и беспринципный карьеризм, я старался вырабатывать в себе стойкость и деловые качества офицера, генерала «открытого боя». И эти качества не раз находили применение на практике. Однако среди начальников высокого ранга мне иногда приходилось замечать и иные устремления, которые, как я считал и считаю, не. соответствуют кодексу порядочности.

Опишу один неприятный для меня эпизод взаимоотношений высоких военных чинов Министерства обороны. Вспоминать об этом противно, ну да уж – что было, то было…