Правда понимания не требует

— Ну что ж, фройляйн Дагмар, — Крамм захлопнул папку. — У нас достаточно материала для начала расследования. Мы будем докладывать о прогрессе раз в два дня, возможно, нам придется иногда с вами связываться в неурочное время для уточнения информации. Есть какие-то часы, когда вы не готовы будете с нами разговаривать?

— Меня можно беспокоить в любое время, Шпатц знает об этом, — Дагмар подмигнула Шпатцу, тот покраснел.

— Я рад, что вы хорошие друзья, — в голосе Крамма послышался едва уловимый сарказм. — Кстати, герр Шпатц, ты хотел отвлечься от дел в городе, так что давай ты начнешь расследование с беседы с кузеном. До Шиферберга ходит поезд, купи билет и поезжай.

Шпатц почувствовал облегчение, что ему не придется лезть в осиное гнездо лаборатории Нейрата, кивнул и поднялся. Крамм выложил на стол несколько купюр, тоже встал и присел рядом с Дагмар на диван.

Шпатц накинул плащ, надел шляпу, мысленно пожелал Крамму удачи и вышел на площадь.

Раньше Шпатцу не случалось бывать внутри Билегебен-Банхоф. Он несколько раз проезжал мимо этого циклопического здания, внутри которого, кажется, без труда могли развернуться пара средних размеров люфтшиффов, и каждый раз обещал себе, что обязательно как-нибудь зайдет хотя бы просто поглазеть. И вот сейчас он стоял неподалеку от гигантской арки входа и смотрел на поток людей, стремительно втекающий в темное чрево вокзала. В Сеймсвилле железная дорога использовалась только для перевозки грузов, несколько лет назад король высочайшим указом повелел, чтобы никаких пассажирских перевозок по рельсам не будет. У его величества не задались отношения с поездами и паровозами, и он решил оградить своих подданных от стресса, так что сеймсвилльцам приходилось путешествовать по стране по старинке — на дилижансах и попутных вагенах. И никакие прошения и слезные просьбы не помогали — король уверенно считал, что делать путешествия доступными и простыми — это поощрять бродяжничество, кроме того, паровозы взрываются, а он, король, заботится о жителях королевства, и не намерен подвергать их лишней опасности. Так что чтобы прокатиться поездом на родине, Шпатцу бы пришлось воспользоваться черным рынком тайных билетов в товарные вагоны, переделанные под пассажирские, и под покровом ночи, не привлекая внимания явиться на одну из сортировочных станций, опознать того самого сотрудника, которому надо сказать пароль, и он проведет тебя к нужной точке, где нужно будет запрыгнуть в вагон тронувшегося состава, пока тот не наберет скорость. Ехать приходилось без всякого комфорта — никаких окон, оборудованных купе или удобных кресел. Так сложилось, что именно закон о неперевозке пассажиров по железной дороге выполнялся ревностно и яростно. Если проверка обнаруживала вагон с нелегитимной «начинкой», то пойманным пассажирам грозил немаленький штраф и исправительные работы, а организаторам подобного «туризма», если таковых вдруг удавалось обнаружить — много лет тюрьмы. К счастью, эта блажь Сеймсвильского самодержца распространялась только на рельсовый транспорт. К люфтшиффам король относился более, чем благосклонно.

Шпатц затушил недокуренную сигарету, еще несколько мгновений полюбовался на грандиозное здание Билегебен-Банхоф и влился в людской поток желающих воспользоваться услугами железной дороги.

Ехать предстояло около двух часов, так что Шпатц приобрел место в сидячем вагоне. Устроился в кресле возле окна в пустующем купе и раскрыл газету, которую фройляйн за кассой вручила ему вместе с билетом. Мельком просмотрел большое интервью на первой полосе, речь в нем шла о новых станциях и прокладывании тоннеля через Гортхоффский хребет (он даже не представлял, где это). Прочитал короткую заметку о вагонах-ресторанах, заглянул на последнюю страницу, посвященную ответам на письма читателей и анекдотам, и в этот момент в купе заглянула фрау средних лет.

— Здесь свободно? — спросила она.

Шпатц коротко кивнул. Фрау поставила саквояж на кресло, аккуратно повесила плащ на крючок для одежды, сняла с волос шелковую косынку и нервно смяла ее в руках.

— Вам помочь с сумкой? — Шпатц поднялся и, не дожидаясь ответа, водрузил оказавшийся очень легким саквояж на багажную полку. Женщина пробормотала слова благодарности, села и уставилась в окно, так и не выпустив косынку из рук. Глаза ее были красными, очевидно, она только что плакала. Шпатц почувствовал неловкость. С одной стороны, хотелось как-то подбодрить незнакомку, с другой — может быть, она совсем не хочет сейчас поддерживать разговор... Как бы в таком случае поступил Крамм? Возможно, он бы сделал какую-нибудь смешную неловкую глупость, попросил за это прощения, и через четверть часа они бы уже обнимались, и дамочка смотрела на него полными обожания глазами. Шпатц оглядел купе в поисках предмета, который можно было бы уронить, но как назло, ничего не глаза не попалось. Поэтому Шпатц сделал вид, что снова погрузился в чтение газеты.

— Вы не должны, — сказала фрау, отвернулась от окна и посмотрела на дверь.

— Что вы имеете в виду? — Шпатц отложил газету на соседнее кресло.