— Рад встрече, герр штамм Фогельзанг, — Шпатц попытался вежливо поклониться, но Дедрик пресек этот жест, обнял его и похлопал по плечу. Двоюродный дед был почти на голову ниже.
— Я представлял себе эту встречу много раз, — Дедрик отстранился и пытливым взглядом окинул лицо Шпатца. — Я множество раз видел твои фотокарточки, но не мог даже представить, насколько они далеки от настоящего тебя. Какой у тебя индекс идеала, мальчик? Четыре? Три?
— Два, — Шпатц почувствовал, что краснеет. Дедрик повлек его в сторону стола с закусками и разномастными бутылками. Не хотелось себе признаваться, но он почувствовал, что Дедрик ему нравится. Сколько ему лет? Шестьдесят пять? Язык не поворачивался назвать его стариком. Быстрый и цепкий взгляд, молодая легкая походка и совершенно нестарческая подвижность... Шпатц не мог пока определиться, как вести себя с этим человеком, поэтому решил пока просто плыть по течению.
Дедрик подхватил кувшин с темно-красной жидкостью и наполнил два стакана. Один из них протянул Шпатцу, их другого пригубил сам. Шпатц сделал глоток и с удивлением понял, что это морс.
— Вишневый морс, — кивнул Дедрик, внимательно следивший за его лицом. — Я не отрицаю алкоголь в другие дни, но не сегодня. Сегодня мне нужен ясный рассудок. Как и тебе, мой мальчик.
Шпатц кивнул, сделал еще один глоток и поставил стакан на стол.
— Вот теперь мы можем поговорить, — Дедрик уселся на ближайший вычурный табурет, ножки которого были выполнены в виде львиных лап и указал Шпатцу на соседний.
— А как же... — начал Шпатц и огляделся. Кроме них двоих в зале никого не осталось. Разглядывая Дедрика, он пропустил тот момент, когда остальный гости покинули помещение, подчинившись, видимо, заранее отданному распоряжению.
— Нам никто не помешает, — Дедрик улыбнулся и подмигнул. Шпатц промолчал. Его двоюродный дед тоже какое-то время молча пристально разглядывал его лицо. Потом задумчиво проговорил:
— Кто бы мог подумать, что замухрышка Блум может произвести на свет такого идеального сына! Нет-нет, я ничего плохого не хочу сказать о твоей матери! Ее индекс идеала был восемь, как и у меня, да и то, мне кажется, что его завысили просто из уважения к ее отцу. Фактически она была такой же парией в семье, мы очень много времени проводили вместе. Я понимаю, почему она сбежала. Меня самого не раз посещали подобные желания. Но мне всегда было плевать на светскую жизнь, а вот молодой девушке приходилось много сложнее. На каждом приеме делать вид, что не слышишь этих мерзких шепотков за спиной, мда...
Разговор получился долгим. В начале Шпатц настороженно ждал, когда Дедрик начнет его вербовать, предлагать свою помощь и поддержку взамен за некие неведомые услуги, пытался уловить нотки заговора или чего-то подобного. Но старик, казалось, вообще не имел в голове подобных целей. Он рассказывал о детстве Блум, о ее мечте о небе, о том, как в обход семейной воле нанял для нее пилота-преподавателя и купил легкий флюг-фогель... Спрашивал Шпатца о его детстве, об отце и семье в Сеймсвилле. Искренне удивлялся и сочувствовал своей племяннице в ситуации с Джерд. Они пили вишневый морс и ели замечательно вкусный яблочный штрудель. Идеальная семейная встреча. Несколько раз Шпатц мысленно одергивал себя, призывая не расслабляться. Умом он понимал, что перед ним личность крайне сомнительных моральных качеств, но видел перед собой бесконечно обаятельного и добродушного человека, проявляющего искреннее внимание и участие к своему давно потерянному внучатому племяннику. Он не задавал неудобных вопросов и ничего не требовал.
— Да, мой мальчик, богатство вервантов не возникает из воздуха, хотя, возможно, кому-то так и кажется. Хаган занимается политикой, Адлер увлечен полетами и путешествиями. А я нахожусь в тени и слежу за тем, чтобы фонд семьи был полон. Чтобы когда мои блистательные родственники запускали туда свои требовательные холеные руки, никому из них не пришло в голову, что у богатства бывает дно, — Дедрик грустно улыбнулся. — Так уж сложилось, что именно в финансовых и деловых вопросах мое настоящее призвание.
— Разве это неприличное занятие, герр Дедрик? — Шпатц отложил в сторону очередной кусок штруделя, хотя это и стоило ему немалых усилий. Восхитительно готовит повар пансиона Унгебунден!
— Видишь ли, мой мальчик... Здесь есть множество острых углов и тонких моментов, замешанных на давних традициях и новых предрассудках. Мы давно обсудили с Хаганом эти вопросы и сошлись во мнении, что мое неидеальное лицо на официальных приемах не принесет пользы ни престижу семьи, что важно для Хагана, ни коммерческим вопросам, что важно для меня. Поэтому мы благополучно сделали вид, что мы в ссоре и по возможности вычеркнули мою персону из всех официальных источников. Такое положение дел играет на руку нам обоим — его совесть чиста, потому что он не задумывается о происхождении денег, а мне сияние венца Фогельзангов над головой не спутывает все карты.