– Мы не можем, – ответил Соломон. – Звездолёт сломан и улететь прямо сейчас у нас нет возможности… К тому же ещё не всё потеряно, ведь мы можем попытаться обратно собрать наш астероид и сдвинуть его с траектории кометы. Для этого у нас есть скрепы и контролируемая взрывчатка, расположив которую в правильных местах, мы сможем всё исправить.
– А кислород? – спросил Марк. – Как мы его вернём.
– Ну, мы не первые у кого из-за внешних повреждений выключается кислородный отсек. Можно связаться с ЭйрКомпани и объяснить ситуацию, тогда нам вернут кислород. Этим займётся Жозеф. Старцев будет руководить действиями Салаха по установке скреп. А мы с Кейт займёмся планом отхода, починим этот корабль.
– А у нас топливо для него есть? – задумчиво спросил Алехо.
– Конечно, ровно столько, сколько нужно для полёта до Плутона, – сказал Соломон, указав на две огромные бочки у левого шлюза через который вошёл Салах.
Алехо, прикусив губы, одобрительно покачал головой.
Работа у всех пошла не сразу. Все двигались уныло и неохотно, и каждый переживал горе в себе. Соломон пытался подобраться к починке корабля с разных сторон, но как только работа начинала идти, он её оканчивал, говоря Кейт, что так починить не получится. Дмитрий же слишком много отвлекался на фотографию своей семьи, которую он в первую очередь прихватил из системного отсека. На неё же отвлекался и Тишинский, который выполнял сразу несколько дел: налаживал связь с Беном и записывал на ящик управления послание о последних днях станции SIP1. Он посматривал на фотографию Дмитрия большими печальными глазами, наполненными не то завистью, не то сожалением.
– Хочешь, я постараюсь связаться с ними? – спросил Жозеф.
Дмитрий отрицательно покачал головой.
– Меньше всего на свете я хочу сейчас говорить с ними. Быть там рядом, да. Возможно, и не стоило улетать сюда ради денег. Без них же тоже можно как-то жить. А говорить я не хочу. Да и что можно сейчас сказать? Прости, у нас тут развалился астероид, мы больше никогда не увидимся? Такое себе послание, особенно в условиях, когда пытаешься всё исправить. Какое-то унылое что ли?
– Пожалуй… Хорошие они у тебя. Всегда бодрость в голосе. И веселье.
– Да. Единственное ради чего стоило жить, так это для того, чтобы увидеть как они смеются. Без него всё бессмысленно.
Настрой у Жозефа после этих слов стал ещё более удручающим. Он повернулся щетинистым лицом к коробке и продолжил рассказывать историю. В этот момент к Старцеву подошёл Салах, окончивший перенос и раздачу старых скафандров.
– На одного не хватает, – сказал Салах. – Даже с учётом запасного и почти полностью пустого моего, всё равно кто-то остаётся без кислорода. Думаешь, стоит сказать Соломону.
– Ты же его знаешь, он откажется в нашу пользу, а без него мы эту груду металла вверх точно не подымем. Хоть и капитан, но он скорее пожертвует собой, чем правильно распределит ресурсы, – медленно произнёс Дмитрий. – А твой совсем разряжен?
– Я добавил немного из запасных баллонов, но этого хватит часа на три. В общем, вы должны решить, кто возьмёт его. Я сначала предложил такой выбор гостям, но они тут же начали драться, и я понял, что так мы скорее задохнёмся, нежели…
Тут к ним развернулся Жозеф, который слышал разговор с самого начала.
– Пусть возьмёт Дмитрий, ему нужнее… Его там ждут, а меня никто нигде и искать не будет, – сказал Тишинский.
– Не уж то прям совсем никто? – спросил Старцев.
– Всю жизнь я копался с этим металлом, думал, что пользы много от этого. А сейчас оглядываюсь на эти почти пятьдесят лет, и знаю, что ошибался, ведь вернуться некуда. И сделать ничего великого так и не удалось…
Дмитрий прикусил губы и развернулся к своему монитору.
– У тебя же Салах, вроде тоже никого нет? Ты боишься, что вот так вот всё кончиться.
Салах отрицательно покачал головой.
– А чего смерти боятся? Она приходит за каждым. Я повидал столько этого во время бунта на Венере. Тогда взрывы были повсюду, и если они не убивали тебя, то убивала жара. Смерть здесь это не самая страшная смерть из всех возможных.
– То есть ты бы даже не хотел оказаться где-то подальше отсюда?
– Нет, ведь я всю жизнь шёл сюда. Каждое моё решение, каждый поступок вёл к тому, что я окажусь здесь. И если я захочу убежать, значит, я буду спорить с верностью принятых прежде решений, а это глупо. Ведь они сделали и меня таким, какой я есть. То есть я буду спорить с самим собой, что очень пагубно отразиться на нашей работе.
– Ты считаешь, что всё в жизни последовательно? – уточнил Жозеф. – И что? Неужели ты отрицаешь даже малейший фактор случая?
– Случай – это план другого человека, который ты не смог просчитать, и жизнь состоит из этих случаев. Но то кем я являюсь чужие планы не определяют, здесь важны только мои действия. Меня этому научила история с черепахой.
– Точно, ты же так и не рассказал мне её. Что там с черепахой то, – с улыбкой сказал Старцев.