Правда смертного часа. Посмертная судьба.

Вначале он постоянно звонил, потому что был автомат, но потом этот автомат ликвидировали. А Володя все равно — и к себе домой, и ко мне. И Валера Янклович, который в это время жил в Володиной квартире, говорил мне: «Я устал врать… Володя все время звонит и спрашивает: «Что случилось? Где Ксюша?» Он там что-то почувствовал и очень беспокоится… Я ему вру, что ты на даче или в институте…» А я сказала Янкловичу, что потом все объясню сама.

Когда мы похоронили отца, Валере позвонил Миша Шемякин, он тоже спрашивал: «Что случилось, Володя очень волнуется?» Янклович ответил: «Да нет, все нормально… У нее трудные экзамены, и она готовится на даче». И когда после похорон я первый раз вошла в свою квартиру, тут же раздался звонок: «Наконец я тебя поймал! Что случилось?» Я чувствую, что он в какой-то панике, но не могу врать— у меня льются слезы, комок в горле… «Володя, ты знаешь, умер мой папа. Я только что его похоронила…» Он сказал: «Все, вечером я буду в Москве». И Володя прилетел, пробыл в Москве сутки — и улетел в Польшу…

— Высоцкий вернулся из Польши, его встречали Янклович и Шехтман, а как он себя чувствовал?

— Тогда умер Колокольников и у Володи начался тот последний запой, из которого он уже практически не выходил. Тогда Федотов пытался вывести его… Они заперлись в квартире, он положил Володю под капельницу… Но мне уже казалось, что ничего из этого не получится.

А вообще, то, что делал Федотов… Знаете, мне тогда было 20 лет — совсем девчонка — и сейчас, наверное, многие вещи я бы делала по-другому, но все же… Так вот Федотов… Я говорю ему: «Толя, как может выносить организм, если, предположим, человеку говорят— стоять! — и тут же— лежать! Но ведь невозможно…» А он говорит: «Да ладно… Все нормально, все отлично! Он еще нас с тобой переживет». Федотов брался за все, он настолько был в себе уверен, что, наверное, за счет этой уверенности он и вызывал какое-то доверие. Но мне кажется, что это была ложная уверенность…

— А когда вы впервые столкнулись с этими тяжелыми состояниями?

— Впервые… Мы прожили год— Володя вообще ничего не пил. Он мог выпить глоток или два шампанского и больше ничего! А первый запой… Я так тяжело это переживала… Физически у меня было такое ощущение, что из меня вытягивают жилы! Я видела и знала многих алкоголиков… Папа у меня был пьющий — даже запойный человек… Вот папа в таком состоянии становился злым. А Володя совершенно другим. Сначала у него было такое очень хорошее настроение… Потом, он тоже мог немного помучить… Что-то закрадывалось ему в душу. А ведь мучают чаще всего тех, кто ближе всех… «Вот, я старый для тебя… Я не могу тебе ничего дать в этой жизни…» В общем, все, что его волновало — начинало вылезать на белый свет. Но и это было недолго…

А потом… Потом ничего, кроме безумной жалости, отчаяния и горя — я уже ничего не чувствовала. И мне так хотелось ему помочь! Когда Володя пил и ему было очень плохо — в такие моменты он был совершенно «никакой»… Тут же звонили мне. А у меня был еще институт, и надо было заниматься. И приходилось жить на два дома… Ведь в такие моменты Володя никому не был нужен. Конечно, все— взрослые люди, у всех свои проблемы, у каждого — своя жизнь. И пока Володя нормальный и здоровый, и может что-то сделать — он нужен всем. Но как только ему становилось плохо… Да, все приходили, но приходили отметиться… Вот— мы друзья, и мы пришли. Один посмотрит журнальчики, другой — пластиночки послушает, третий чайку попьет на кухне… Они пришли, отметились — и ушли, — а я оставалась. Ведь никто не хотел ни сидеть с ним, ни возиться… Захожу— Володя падает в коридоре, а друзья мне говорят: «Да ладно, он прекрасно себя чувствует! Это он при тебе начинает «понты гнать»… Чтобы ты его пожалела…»

— В общем, вам на себе приходилось…

— В последнее время — да. Ему было очень плохо! Очень! Я уходила буквально на одну минуту — мне звонили соседи: «Оксана, Володя не дает никому спать. Приезжайте».

Было время, когда я вообще не спала несколько дней, Володя мне не давал… И все это время — последние дни — как страшный сон… Как один страшный сон. Он все время держал меня за руку — крепко-крепко. Когда Володя умер, у меня несколько дней на руке был черный синяк— отпечаток его пятерни…

— Ну хоть кто-то мог остановить все это?.. Марина Влади?

— Не знаю… В последнее время у Володи испортились отношения с Мариной…

Мое отношение к Марине… Она— Володина жена, Володя ее любит— значит, это очень хороший человек. Вообще, все люди, которые были близки Володе, которых он принимает и держит около себя — это замечательные люди, и они этой близости достойны. И Марина— прежде всего…