Правда смертного часа. Посмертная судьба.

Тогда стали думать, что делать сейчас? Забрать к себе (в институт Склифосовского. — В. П.) — это практически исключалось. Потому что к Высоцкому не только в реанимации, но и в институте тоже относились уже очень негативно. Особенно — руководство, потому что они понимали, что институт «курируют» сверху. Да еще совсем недавно была целая «наркоманная эпопея» — по этому делу несколько наших сотрудников попали за решетку. Так что на неделю никак не получалось, но дня на три мы могли бы его взять…

Два-три дня подержать на аппарате, немного подлечить… Леня Сульповар говорил вам, что интубирование создает угрозу голосовым связкам, — но что говорить о потере голоса, если вопрос стоит о жизни и смерти?! А пневмония как осложнение при лечении на аппарате, во-первых, бывает не так уж часто, а во-вторых, ее можно избежать… Конечно, отдельный бокс— это идеальный вариант, но какой бокс?! Вот я вспоминаю нашу старую реанимацию… У нас был один большой зал — наш «центральный цех», как мы его называли. Там было пять или шесть коек. Потом — ожоговый зал, чуть поменьше. И была проходная комната, где стояла одна койка, — ну какой это бокс? Бокс — это что-то отдельное, с отдельным входом…

Так что вопрос стоял, главным образом, о длительности… Мы же видели, в каком он состоянии: в глубоком наркозе плюс асфиксия… Это однозначно — надо забирать. Если бы шла речь о любом другом — даже о пьянчужке на улице, — забрали бы, да и все! А тут все уперлись: по-моему, каждый хотел сохранить свою репутацию».

Л. Сульповар: «И мы сказали: Володю сейчас забираем. На что нам ответили, что это большая ответственность и что без согласия родителей этого делать нельзя. Ну что делать — давайте, выясняйте… Володя был в очень тяжелом состоянии, но впечатления, что он умирает, не было».

С. Щербаков: «Федотов вел себя почему-то очень агрессивно — он вообще не хотел госпитализации. Вначале ссылался на родителей, а потом говорил, что справится сам… Я говорю:

— Да как же ты справишься! Практически ухайдокал мужика!

Я тогда сказал все и, по-моему, в достаточно грубой форме. Леня Сульповар… Мне тогда не очень понравилась его позиция, — он немного пошел на поводу у Федотова… А Валера Янклович, кстати, это единственный человек, который, по-моему, знает все и о жизни, и о болезни, — или Валера доверял нам, или еще что, — но я не помню каких-то его вставок… И я тогда понял, что от меня мало что зависит. Немного сдался что ли…»

В. Янклович: «Стас Щербаков считал, что надо немедленно везти Володю в реанимацию. Федотов — что этого делать не надо. Леня Сульповар склонялся то в одну, то в другую сторону…»

A. Федотов: «Вопрос был такой… Они хотели провести его на искусственном аппаратном дыхании, чтобы перебить дипсоманию. (Дипсомания — периодическое влечение к пьянству и запоям на фоне подавленного эмоционального состояния. — Б. А. Медведев.) Чтобы Володя прекратил пить… Ну снимем мы физическую зависимость, но мы не можем устранить психическую зависимость…»

С. Щербаков: «Потом говорили о самом оптимальном, на мой взгляд, варианте — пролечить Высоцкого у него на даче. Эту тему мы с Леней обсуждали, когда еще ехали в такси… Ведь ситуация из рассказа Валеры была достаточно ясной. Не афишируя, пролечить Высоцкого на даче, и пролечить на достаточно высоком уровне. Но в случае чего, — юридически мы бы отвечали сами, — ну а что было делать?! Ведь практически все наши контакты были на грани дозволенного и недозволенного. И в Склифе мы всегда его проводили под каким-то другим диагнозом…

Как лечить на даче? Есть такой метод, — обычно мы его применяем при суицидальных попытках, — когда человек пытался повеситься… Таких больных, и наркотизированных тоже, мы ведем на аппарате и на релаксантах. Причем используются препараты типа кураре. Вы знаете, что стрелы с ядом кураре обездвиживают животных. Так и здесь: все мышцы обездвиживаются, кроме сердечной. И я предложил — провести Высоцкого на аппарате, на фоне абсолютной кураризации. Разумеется, с какой-то терапией: что-то наладить, подлечить, подкормить…»

B. Янклович: «Они предлагали еще какую-то совершенно новую методику с применением кураре… Такого еще никто в Союзе не делал. Они предлагали привезти аппарат на дачу… И все должны были около Володи дежурить — разговаривать с ним…»

C. Щербаков: «Какие тут сложности? Очень трудно уловить момент, когда больной приходит в сознание… И, естественно, начинается возбуждение. Ну, представьте себе — к вам возвращается сознание, и вдруг вы видите, что у вас изо рта торчит трубка?! Человек не знает — жив он или мертв… Иногда спрашиваешь такого больного:

— Вы знаете — на этом вы свете или на том?..

Вторая сложность: психическое состояние больного, когда он уже придет в сознание. Нужно постоянно его настраивать, то есть кто-то постоянно должен быть рядом.