Правда выбора

– Меня не найдет, тебя спросит. А ты расскажешь…

– Нет! Я не могу. Ты просил не говорить, я не говорил! Даже третьего дня, дядьки меня в кабаке попинали маленько и забавлялись – головой в коровью мочу кунали. Хотел сказать, что тебе скажу и ты их накажешь, но не сказал! Видишь какой я толковый?!

– Почему Плаху ждут, где он сейчас?

– А в Енисейск уехал. Скаску повез, что твоих остяков не дядька Зоб, а татары побили. Дядьки плотники говорят, тогда волость за князем Тингытом будет, знаешь его? Его все знают – в острожке как сын боярский живет. А людей в волости нет, и Тингыт ее дядьке Зобу для промысла отдаст. Здорово они придумали, да? Хитрые очень! Я бы не придумал так!

– Давно Плаха ушел?

– Восемь дней тому. Я вот думаю, он не скоро должен быть. Волок же долгий, торговые недели две идут, да? А зимой быстрее, это я знаю! Потому что болота замерзают! А правда, ты за два дня прошел?

Олонец кивает, поясняет:

– Торговцы с обозом. Плаха один и налегке. Будет себя щадить, за четыре дня волок пройдет. Да сколько-то в Енисейске пробыть надо. Сегодня вечером или завтра будет.

– Ой, дядька Олонец. Что-то ты так посмотрел, мне страшно стало. Давай я вечером не пойду в кабак? Давай пойдем рыбку ловить? Пойдем?

– В кабаке после полудня много людей бывает?

– Нет, только вечером приходят, после работы. Плотников немножко, остяков. А сейчас там только дядька Филин. Корчемщик. Дядька Олонец!..

– Из людей Зоба кто приходит, когда?

– Дядьки Бобыль и Черкас приходят. К вечеру и сидят. Они смотреть приходят, чтобы шалостей не было. Но со мной иногда шутят. Но наливают, я не обижаюсь совсем. Остальные тоже ходят, но не всегда. Ой, дядька Олонец, не надо, не надо! Давай рыбку лучше, у леса сдохший барсук лежит, там мотыля много. Давай сбегаю, давай на речку пойдем?

Олонец встал, повел плечами, потер левую руку. Хорошо было бы еще подлечиться. Но если Плаха вернется, тогда уж без боя не обойтись. А сейчас можно Зоба без крови взять, только его людей и холопов нужно отделить.

– Не тревожься, Филька, – Олонец потрепал паренька по голове. – я только с твоими дядьками в корчме пошучу маленько. Тебе веселье будет. Теперь сделай в дружбу – одолжи у женок щелока, постираться надо, да переставь мою ветку к пристаням. Баньку бы еще, да недосуг.

Через пару часов Олонец шагал к кружечному двору. На баню так и не решился, но выстирал рубаху и штаны, вычистил сермягу, ноговицы и чирки, вымылся сам в ручье. День был жаркий, солнечный, высохло все быстро, и от чистоты и свежести Олонец чувствовал прилив сил.

Филька шел рядом, то забегая вперед, то отставая, задумавшись над чем-то. Иной раз он набрасывался с палкой на кусты крапивы или дикое просо, словно саблей сшибая верхушки. Потом воодушевленно догонял Олонца, тряс палкой и радовался:

– Вот так их! Вот их всех, да?

Олонец не отвечал, продумывал порядок действий, поглядывал, кто из слободских их заметит, как посмотрит. Праздных людей в этот час не было вовсе. Плотники трудились по дворам над санями на зиму или на берегу с дощаниками, промышленники были на реке с заготовкой рыбы, женки суетились по избам с хозяйством.

Недалеко от кружечного двора Филька снова догнал Олонца:

– Дядька Игнат! У меня заговор есть! Колдовской, настоящий! Чтобы пуля не брала, сабля, всякое иное железо тоже! Вот, гляди! – он бросил палку, на ходу вытащил из-за пазухи мешочек на ремешке и извлек много раз сложенную бумажку, – грамоты не знаю, но так тоже помогает! Возьми! А ты грамоту знаешь? Тогда лучше должно быть, пулю, нож отведет!

Олонец лишь коротко глянул, мотнул головой. Филька огорчился, но тщательно спрятал бумажку обратно. Вдруг все-таки пригодится, под рукой будет.

Кружечный двор стоял на другом конце слободы, ближним к острожку, чтобы служилым было способнее тратить царское жалование. Был он поставлен не государевым указом, а собственной волей Зоба, хотя это и было запрещено законом. Но приказчик Похабов и проезжие воеводы смотрели на это сквозь пальцы, довольствуясь отступным подношением, и Зоб спокойно корчемствовал. Тем не менее, чтобы лишний раз двор не бросался в глаза, выглядела корчма как большой, но обычный слободской дом.

Высокий взвоз и широкие ворота вели на большую поветь41, часть которой была отгорожена под корчму. С повети еще одна дверь вела в избу, вторая в клеть и третья в хлев.

Корчма была просторным, но очень простым помещением – несколько столов с лавками, лавки по стенам, бочки. В углу еще несколько бочек, стол для раздачи и полки с ковшами, кружками и кувшинами. По стенам на бечеве висела сушеная рыба и оленина. Сейчас тут были лишь два пьянствующих инородца, хотя продажа им вина и была запрещена государем, да сам корчемщик – Лука Филин.

Увидев Олонца, Филин дернулся, глаза заметались, но сам он остался на месте.

Олонец подошел прямо к нему, остановился напротив, приказал:

– Нож на стол.