Правда выше солнца (СИ)

Акрион подбежал к мертвецу, у которого прежде забрал щит. Поднял с земли копьё – такое же, как у врага, длинное, со сверкающим наконечником. Завертелся вокруг противника, готовый броситься, угадывая миг для атаки. Оба делали пробные выпады, подлавливали друг друга и никак не могли подловить.

Перестань. Остановись. Уходи прочь. И не смотри туда, не смотри. Его все равно не спасти, этого человечка, ничего уже не поделать. Сострадание есть немощь. Ты ведь знаешь.

Гопломах напал первым. Гикнул, ударил по копью Акриона и моментально – обман! – взмахнул древком, метя в голову. Кадмил невольно задержал дыхание. Но Акрион в последний миг увернулся. Копьё со скрежетом проехалось по щиту.

Это бессмысленно. Вернись к Мелите и живи с ней тихо и мирно в ожидании, пока тебя простит твой бог. Последуй доброму совету.

Акрион метнул копьё. Попал гопломаху в бедро – пробил насквозь, клинок вылез наружу. Гопломах упал на колени, поднял руку с выставленным пальцем, моля о пощаде. Акрион не внял мольбе. Прыгнул к поверженному бойцу, крутанулся и размозжил вражескую голову кромкой щита. И застыл, тяжело дыша, согнувшись. Уже вымотался, хотя ещё, верно, не отдавал себе в том отчёта. Силы были на пределе.

А сзади подкрадывался новый, свежий противник. Рыболов с сетью наготове.

Не высовывайся, не блажи, не рискуй. Это не твой бой, твой бой давно проигран. Ты опоздал, опоздал, опоздал.

Кадмил вдруг вспомнил сумку. И то, что было в ней. То, что нашёл там, когда лежал на ложе в парнисских покоях. То, что узнал о Локсии.

Да, можно оставить умирать этого парня, которого втянули в гибельную игру ради чужой выгоды. Можно уйти и вернуться на Парнис. Можно забыть обо всём и тихо стареть в ожидании, пока Локсий простит и бросит подачку. Можно – и, пожалуй, так будет благоразумней всего…

Мелита.

Ребёнок.

Акрион.

«Они пришли за представлением, – подумал Кадмил, до ломоты в пальцах стискивая рукоять жезла. – Значит, устрою им представление. Среди тирренов буду как тиррен... Встречайте хитроумного Гермеса, суки».

Глупо, произнёс голос Локсия.

– Ст'архидия му, – пробормотал Кадмил.

Все театры Тиррении устроены одинаково. Зрительные ряды, вздымающиеся к небесам. Овальная, покрытая песком арена. Высокая загородка, отделяющая зрителей от бойцов. И – обязательно – гипогеум: сложная система галерей под ареной. Там хранится оружие, там держат в клетках зверей для травли. Там же, в гипогеуме, устроены лифты. Публика любит, когда бойцы возникают из-под земли, как по волшебству.

Кадмил нырнул в тёмную нору, в тоннель, который вёл к коридорам гипогеума. Побежал по извилистым проходам, полагаясь на приглушённый рокот барабанов и пение труб. Чадили редкие факелы, сыпался сверху песок сквозь доски арены. Попавшиеся навстречу рабы жались к стене, пугливо склоняли головы перед незнакомым богато одетым господином. Так; вот и лифты. И наверху, над головой – самый центр побоища, если судить по топоту и по песку, льющемуся сплошными пыльными потоками.

Кадмил вскочил на помост лифта – деревянная площадка рискованно закачалась под ногами.

– Эй, вы! – обратился к рабам. – Поднимайте меня!

Садясь на чужого коня, Кадмил и мысли не допускал, что тот может понести или скинуть седока. Был уверен в себе. С лошадьми такое хорошо работает. С людьми тоже может сработать – если эти люди замордованы до состояния домашней скотины и привыкли подчиняться приказам господ в дорогой одежде. Несколько мгновений рабы, усиленно соображая, глядели на Кадмила, а он глядел на них. «Это какой-то неизвестный начальник, который требует чего-то странного. Если сделать, как он хочет, нас потом могут наказать», – отражалось в глазах рабов. «А если не сделать, как я хочу, то я вас накажу прямо сейчас», – отвечал им взглядом Кадмил.

Сердце успело сделать десяток ударов. Рабы не двигались с места, и Кадмил успел подумать, что человек всё-таки сильно отличается от лошади… а потом барабаны замолкли. Разом, будто всех барабанщиков застрелили из жезлов.

– Жизнь или смерть? – прокричал кто-то прямо над головой.

– Тезери! – откликнулись издалека. – Убей!

И мгновенно подхватили прочие:

– Тезери! Те-зе-ри! Те-зе-ри!!

– Поднимайте, черви! – заорал Кадмил не своим голосом.

Человек действительно сильно отличается от лошади. Люди гораздо лучше понимают язык криков и угроз. Разом вздрогнув от Кадмилова вопля, двое рабов подскочили к лифту и налегли на рукояти ворота. Утлый, сколоченный из досок помост дрогнул и поехал вверх. Кадмил глубоко вдохнул, чтобы унять боль в затылке и успокоить огненные волны, плывущие по хребту.