Правда выше солнца (СИ)

– Поднимете – и ждите! – спохватившись, крикнул он. – Ждите, поняли? Как топну дважды – опускайте!

Один из рабов, не прекращая вертеть ручку, торопливо кивнул. Крышка над головой откинулась, открывая ослепительный квадрат неба. Песок пролился струйками вниз, в темноту, в лицо пахнуло горячим ветром.

И Кадмил медленно, с торжественной плавностью поднялся из-под земли на арену.

Он широко улыбнулся многотысячной толпе. Поднял ладони в щедром приветственном жесте, так же, как делал это, являясь эллинам в облике Гермеса. Неторопливо повернулся кругом, чтобы никого не обделить вниманием, чтобы все хорошенько разглядели этого загадочного незнакомца, который осмелился прервать зрелище на самом интересном месте. Он хотел удивить их. Охладить их пыл. Посеять в душах сомнение. Может, всё идёт, как задумано? Может, появление человека из-под земли – часть игры?

Повернувшись, Кадмил увидел лежащего на земле Акриона. Руки раскинуты, бока ходят ходуном, щит валяется в стороне. Дюжий рыболов всё-таки одолел его. Занесённый трезубец мог опуститься в любой момент.

Надо было действовать.

– Остановитесь! – воскликнул Кадмил властно и непреклонно.

Увы, получилось слишком тихо – для такого огромного пространства. Будь он в нормальном эллинском театре, построенном для нормальных эллинских спектаклей, каждое слово, даже сказанное шёпотом, донеслось бы до самых дальних рядов. Но это был театр смерти, и здешние строители мало заботились об акустике.

Послышался общий негромкий ропот. Все вокруг пока ещё не сообразили, что к чему. Зрители думали, что наблюдают часть представления. Судья думал, что Кадмила наняли сумасбродные эдиторы, устроители похорон. Эдиторы думали, что всё это – какая-то хитрость, задуманная ланистами, чтобы подстроить заранее оговорённый исход боя. Ланисты думали… Да неважно, что они думали. Важно, что солдаты, окружавшие арену, не думали вообще. Они ждали приказа, чтобы пустить в ход копья, мечи и луки. И приказ этот вот-вот готов был слететь с уст эдитора, или ланисты, или судьи – смотря кто первый опомнится.

В общем, от смерти Кадмила отделяло всего несколько мгновений.

– Воронку мне, – велел Кадмил, небрежно протянув руку.

Глашатай неуверенно приблизился, подал требуемое. Он, как и рабы, боялся наказания и привык слушаться богато одетых людей.

– Граждане Вареума! – воскликнул Кадмил, поднеся ко рту устье воронки. – Свободные, благородные граждане Вареума! Слушайте меня, слушайте!

Вот теперь его услышали. Звучный, металлический голос разнёсся по всему театру, отразился от вогнутых стен, вернулся ухающим эхом: «слушайте… слушайте…» Толпа затихла. Зрители, лудии, солдаты, музыканты, судья – все смотрели на него.

Кадмил набрал воздуха в грудь. Губы на вкус отдавали медью.

– Мы собрались здесь, чтобы воздать почести покойному Стумпию Цереллию! – голос обрёл силу, зазвучал, почти как будто он пользовался «золотой речью». Почти, но не так, совсем не так. – Вспомним его! Вспомним, каким он был великодушным! Справедливым! Честным! Щедрым!

Зрители заволновались, зашелестели, точно роща под порывом ветра. Громко разрыдалась сидевшая на почётном месте женщина в роскошном наряде – вдова? О, сколько колец и браслетов! Похоже, щедрость покойного Стумпия Цереллия поистине не знала границ.

– Мы все видели, как храбро дрался этот юноша, – продолжал Кадмил, указывая на поверженного Акриона, над которым всё ещё стоял занесший трезубец рыболов. – Как отомстил за товарища! Как бился потом один против многих! Он герой! Разве дело – наказывать за геройство? Разве эта арена – не для героев?!

Одинокий крик с верхнего ряда:

– Верно говорит!

– Верно! Верно! – ещё голоса. Деревянная рассыпчатая дробь: люди вразнобой застучали сандалиями по перилам в знак одобрения. Кадмил взмахнул рукой и, надсаживаясь, прокричал:

– Будь жив сегодня Цереллий – разве допустил бы он такую несправедливость?

Несколько голосов:

– Нет! Нет, не допустил бы!

– Ура Цереллию! – среди толпы всегда находится пьяный идиот, который орёт громче всех. – Ура! Ура-а-а!!

– Так даруем же прощение пылкому воину! – торжествующе крикнул Кадмил. – Отпустим его с миром!

– Миссио! – завопили несколько голосов. Кажется, те же, кто минуту назад кричали «убей». – Миссио! Миссио!!!

Рыболов отвёл трезубец, равнодушно отошёл в сторону. Акрион встал, с трудом, отгребая ладонями песок. Зашатался, едва не упал, мутно глядя из-под спутанных волос, слипшихся от крови и пота.

Кадмил втиснул воронку глашатаю в руки, взял Акриона за плечо.

– Становись рядом, – прошипел на ухо.

Акрион неловко, оступаясь на ровном месте, взошёл на лифтовую площадку. Обернулся туда, где ничком лежал его мёртвый приятель. Зрители восторженно ревели. Судья хмурился, жевал губами, но не мог ничего поделать. Воля публики даровать побежденному жизнь у тирренов считалась неоспоримой. Ещё бы: ведь так люди, которые пришли глядеть на массовое убийство, могли почувствовать себя великодушными и справедливыми.

А это способствует выработке пневмы.