Правда выше солнца (СИ)

А дальше случилось вот что. На следующую ночь, в Эфесе, Аполлон вновь явился мне. Поведал, что мы молимся в храмах неверным образом. «Есть ритуалы, – сказал он, – которые угодны богам более всего. Ты должна их изучить». И наставлял меня три месяца, пока я не стала выполнять каждый ритуал исправно.

Алитея – это танец. Верней сказать, гимнастика, похожая на танец. Движения просты, но совершать их следует безошибочно. Повороты головы, изгибы рук, шаги, движения пальцев. Всё нужно проделать в верном порядке и не потерять ритм. Дыхание также подчиняется строгим правилам. Поначалу это казалось невероятно сложным. Но Аполлон был терпелив, а я – старательна. И настал день, когда искусство алитеи мне покорилось.

Затем бог сказал, что моя главная цель – наставлять прочих людей. «Будь моим оракулом, – велел он, – но оракулом тайным. Никто не должен знать, что учение исходит от тебя. Начни с матери; я смогу устроить так, что вы будете разговаривать во снах, и во снах ты передашь ей мою волю. Также тебе надлежит учить людей из соседних стран».

Так и вышло. Я пришла во сне к матушке. Как же та была рада, что я оказалась жива! Сразу согласилась учиться ритуалам Аполлона. Сказала, что способна как угодно служить богу, спасшему её дитя. Наши занятия происходили еженощно, и вскоре она была готова передать алитею всей Элладе. Я тем временем преуспевала в обучении правителей Лидии и Тиррении. Аполлон больше не появлялся. Но я усердствовала, исполняя его волю.

Мы с матушкой перестали видеться во снах. Это больше не требовалось Аполлону. Но она нашла способ говорить со мной. Собрала волшебный прибор для связи через море. Жаль, что я не могла вызывать её тогда, когда необходимо: это бы избавило нас от грядущих бед.

Увы! Тем временем исполнилось проклятие рода Пелонидов. Гнёт супружества стал для матушки непереносим. Во время нашего очередного разговора она сказала, что исполнила колдовской обряд. Обряд этот помутил твой разум. Ты не подозревал, что несёшь в жилах кровь древних царей. Послушный магии, поднял руку на собственного отца.

И вот, всё случилось.

Акринаки, я не могу скорбеть об отце, он не был добр ко мне и хотел предать мучительной смерти. Но я каждую ночь плачу о матери. Надеюсь, люди не врут, и ты действительно не обагрил рук её кровью.

Приступаю к тяжелейшей части письма. Надо признаться до конца.