Правда Za нами!

В это же самое время Наблюдатель стоял у неприметной двери в высоком заборе, заросшем кустами разноцветной лантаны, в навечно безлюдной тупиковой улице холма Ир Давид. Над дверью хамса – защитный амулет в форме ладони, какие есть в каждом доме. Мало кто бывал за этой дверью, и никто не знает, кому принадлежит этот дом, скрытый от посторонних глаз вековыми платанами. В небольшой нише в заборе, справа от двери, был выставлен старинный бронзовый канделябр в виде перевернутой пентаграммы с пятью зажженными свечами – тайный сигнал Наблюдателю о том, что его здесь ждут. На двери латунный кнокер в виде отвратительной химеры, вызывающей ужас и панический озноб. Это был крылатый дракон с косматой головой овцебыка, непропорционально большим носом и толстыми губами дромадера. Его живот имел короткую шерсть, а спина была покрыта ромбической рыбной чешуей, превращенной в колючку. Две лапы, напоминавшие человеческие ладони, имели по пять четырехфаланговых пальцев без ногтей. Длинный чешуйчатый хвост заканчивался моржовым пенисом с огромным черным когтем на конце. В своих лапах это латунное чудище держало большую рыбу с головой собаки. Через полторы тысячи лет этот кнокер, символ нечисти, сорвется с места и, переходя из рук в руки, начнет свой разрушительный поход по городам и странам планеты, ломая души людей, неся им вирус сомнения, страха, раздора и ненависти к ближнему, до тех пор пока не остепенится, найдя приют на стенде музея «Метрополитен» в Нью-Йорке – столице мира.

А сейчас Наблюдатель дрожащей от страха рукой трижды ударил кованым когтем пениса по металлической подложке. Через минуту дверь открыл угрюмый слуга в сопровождении двух черных как смоль псов древней африканской породы басенджи. Хозяин дома не любил болтунов, поэтому держал породу собак, не умеющих лаять, и глухонемого слугу, который, наверное, уже лет сто без слов понимает, чего от него ждут. Все трое знали Наблюдателя в лицо, поэтому сразу проводили его в ажурную беседку на берегу небольшого искусственного пруда в глубине роскошного ухоженного сада. Слуга указал Наблюдателю на пуфик перед ширмой из эбенового дерева, отделанного великолепным китайским шелком. Тот сел лицом к ширме, по обе стороны которой, не сводя с него зловещих глаз, сели готовые к атаке басенджи. Ширма не столько скрывала лицо хозяина от посетителя, сколько подчеркивала разницу между ними. Вы разговариваете не с человеком, а с ширмой или с собаками, если вас это больше устраивает.

Через несколько минут Наблюдатель услышал, как по другую сторону ширмы пришел человек. Вернее, Наблюдатель понял, что за ширмой кто-то или что-то появились. Выдержав паузу, Наблюдатель подробно рассказал о событиях последних дней, происходивших вокруг Иешуа из Назарета. Но, вероятно, его доклад не произвел должного впечатления на то, что находилось за ширмой, потому что в течение рассказа это бесполое нечто не проронило ни слова. У Наблюдателя сложилось впечатление, что оно все уже знало и без него. И даже больше, чем сейчас услышало. Поэтому Наблюдатель умолк на полуфразе. Ширма тоже молчала. Молчание длилось долго и стало тягостным.

Вдруг ширма ровно и медленно заговорила. Именно ширма, потому что этот сиплый, бесцветный звук мало походил на человеческий голос. Он шел не из гортани смертного, рожденного женщиной, а аспидом выползал из глубокого колодца преисподней и, цепляясь за острые выступы каменной кладки, создавал небольшое эхо. У Наблюдателя от страха язык прилип к нёбу.

– Нельзя допустить, чтобы Мелхиседек вновь вручил Панагию человеку.

В ответ Наблюдатель молчал. Он физически не мог говорить, у него просто-напросто не открывался рот. Но в его словах не было необходимости. Ширма легко читала все его мысли.

– Очень скоро власть предержащие познают свойства и силу толпы и, уверовав в свою безнаказанность, будут в своих меркантильных интересах беззастенчиво манипулировать безмозглой массой, направляя ее на смертоубийство. Человек как личность исчезнет, и человечество уничтожит само себя. На Земле воцарятся мир и гармония.

Ширма на минуту умолкла. Наверное, она сама осмысливала то, что сейчас наговорила Наблюдателю и двум несчастным собакам. Сейчас Наблюдателю было трудно представить себе будущую картину мира, которую живописала ширма, но не верить ей он не мог только потому, что то, что находится за ширмой, на самом деле управляет этим миром. Наблюдатель на секунду усомнился в правоте услышанного сейчас прогноза: слишком он был невероятен. Из ступора размышлений его вывел сиплый голос ширмы: