Правдивая ложь

– Нет, мессир, – спокойно и с достоинством ответил Корнуолл. – Но если вы окажете мне честь, сообщив их…

– К черту любезности! Проклятый мальчишка очнулся! Дьявол и Преисподняя! Я же говорил, что надо было его прикончить.

«Он сдохнет сам иди его растерзают дикие звери», – передразнил он колдуна.

Тот ничего не ответил на выпад, продолжая спокойно помешивать в котле варево, от которого вкусно пахло мясом.

– И что вас так обеспокоило? – безразличным голосом осведомился Корнуолл. – Он вас не видел…

– Но он видел тебя! – гневно воскликнул его товарищ. – Как можно быть таким мягкотелым? Твои сантименты погубят нас!

– Не думаю, – возразил колдун. – Предоставьте все мне, мессир. Надеюсь, у вас еще не было повода разочароваться во мне? Обещаю: в скором времени вы получите не только земли герцога, его замок и власть, но и заставите его дух вечно скитаться по этой грешной земле! Вы же ведь этого хотите?

– Что ж, колдун, я верю тебе. Но если ошибешься… Берегись! Обещаю, пытки инквизиции покажутся тебе райским блаженством…

Глава 11

Отчаяние и промедление – трусость, влекущая за собой поражение.

Юлий Цезарь

Людовик IX восседая в своем шатре, раскинутом у стен Карфагена, и с хмурым видом слушая посланника эмира. Тот, преисполненный важности, стоял перед королем и зачитывал послание своего господина, а советник Людовика переводил сказанное. Чем дальше читал посланник, тем суровее становилось лицо Его Величества. Высадившись в конце июля на узкую полоску берега, которая тянулась между морем и Тунисским озером, он с христианским войском одержал несколько побед, благодаря чему крестоносцы смогли приблизиться к древнему городу. Добравшись до Карфагена, войско, по приказу короля, осадило город. После нескольких одержанных побед в лагере крестоносцев атмосфера была приподнятой. Удача благоволила им. Казалось, сам Господь направляет их мечи на защиту веры. Многие видели в этом Божье Провидение, а следовательно, и сам поход даже самые закоренелые негодяи стали считать праведным делом. Все верили в победу и всеми силами стремились к ней. Крестоносцев манила слава и привлекали возможные трофеи, так как, что греха таить, большинство крестоносцев решились отправиться в этот рискованный поход только потому, что им грезились неисчерпаемые богатства Востока, в которых нищие рыцари так нуждались.

Будучи не готовым к такому мощному нападению на свои земли, эмир Туниса понимал, что он и его государство находятся в большой опасности. В столице после нескольких дней осады уже ощущался недостаток съестных припасов, да и местные жители изрядно пали духом, видя многочисленные палатки и костры, окружившие стены города. Но, несмотря на явное преимущество франков, эмир постарался как можно скорее собрать все силы для защиты города. Более того, он взял в заложники всех христиан, находившихся в Карфагене, выдвинув при этом ультиматум.

«…Блистательный и всемогущий Эмир и Падишах Туниса, а также завоеванных им земель, победоносный властелин Абу-абд-аллах ал-Мостансер повелевает снять осаду города и покинуть его земли. Если это условие не будет выполнено и франки все-таки пойдут на штурма города, он распорядится казнить каждого неверного, живущего в городе, будь то мужчина, женщина, ребенок или старик, а головы повесить на стены города, дабы доказать своим врагам, что за истинную веру своих отцов Эмир и его народ будут биться до конца. Да проклянет Аллах всех неверных…»

– Довольно! – властным голосом прервал переводчика Людовик. – Мы достаточно наслушались угроз в наш адрес. Хвастливые речи являются признаком слабости, а не силы. Тот, кто воистину способен на великое, держит язык за зубами. Передай своему господину, что единственным верным и правильным для него и его народа решением будет принять наше предложение. Пусть эмир станет защитником Гроба Господня, обратившись из неверного пса в христианского друга. Наш Бог милостив и простит ему старые прегрешения… Переведи! – приказал он советнику.

Тот, поклонившись королю, повернулся к посланнику и повторил ему слова Людовика. Дослушав, мусульманин побледнел и заскрежетал зубами. Но невероятным усилием воли он сумел сдержать свою ярость. Только злой огонек, появившийся в глазах, выдавал его истинное состояние.

– Мой падишах никогда не согласится на такое условие, – глухо заявил посланник.

– Не ему решать за эмира, – еле сдерживая раздражение, произнес король. – Но если ты так утверждаешь… тогда ждите бури! Переведи!

Советник перевел слова Людовика, а затем добавил:

– Шакал иноверный! Да как ты посмел решать за своего владыку? Кто дал тебе это право? Посмотри, – он указал на лагерь крестоносцев, – что ждет город, когда мы ворвемся туда. Пощады не будет! Я лично отрежу твои поганый язык и засушу его в качестве сувенира.

– О чем вы говорите? – недовольным тоном задал вопрос Людовик, наблюдавший, как меняется в лице посланник.