Правдивая повесть о мальчике из Кожежа

Некоторые смущенно отказываются. Угурлы обижен и объясняет:

«Доставьте мне, старику, удовольствие. Самый дорогой, самый лучший для меня тот плод, который достается ребенку».

Вот каким был наш Угурлы Темроков. Разве хватит духу ответить отказом такому человеку, когда он говорил: «Интересное дело нашлось для вас. Пойдете?..»

Теперь пустошь стала лесом. Не могучим еще, но красивым, веселым. Кожежцы называли его лесом Угурлы.

Однажды, лесок тогда еще был слаб и хил, Угурлы и учитель Герандоко повели нас туда.

«Для чего мы идем? Чего мы там не видели?» — удивлялись, но послушно шли.

Остановились мы возле холмика чуть в стороне от лесопосадки. У подножия холмика, заваленный осыпью камней, слабо струился ручеек. Вода расходилась несколькими ручейками, застаивалась, превращаясь в болото.

Речушка Пси́пца брала здесь свое начало.

«Ну, ребятки, вернем жизнь нашей Псипце», — предложил Угурлы.

«Какой же это лес, если в нем нет родника, и что за речка, если в ней нет рыбы!» — воскликнул Герандоко.

Задача была ясна, а что касается работы, то нам к ней не привыкать.

Разулись, подвернули штанины, принялись очищать русло от скопившейся грязи. Ноги в холодной родниковой воде, а нам жарко, работа напряженная.

Вот и добрались до гравия и песка, засыпали — перекрыли все мелкие водостоки, вернули родник в его естественное русло.

Герандоко и Угурлы делали самое сложное дело, требующее умения и сноровки. Они очистили дно самого ключа, обложили стенки камнем и дерном, чтобы родник не засыпало.

Едва живой, родничок преобразился на третий день… Из утробы земли ключом забила вода. Весело побежала она, очищая и обмывая камешки на дне, унося прочь затхлую тину.

А спустя еще некоторое время ожила Псипца. Сперва медленно, неуверенно поднялась в ее берегах вода, а потом заструилась, зажурчала, и понесся поток, радуя своим немолчным говором, прохладой и свежестью.

Осторожно, опасливо, как бы ведя разведку, появилась в Псипце небольшая рыбешка. Подплыла к одному берегу, к другому и скрылась. А через некоторое время в Псипце резвились пятнистые форели — речные царевны.

Мы испытывали сладкое чувство удовлетворенности, на душе у нас было легко.

Наш учитель так объяснил нам наше состояние и значение проделанной работы:

«Родники в поле, мосты через реки — ими пользуются все. И если ты человек, ты обязан починить поломанный мост, прежде чем перейти по нему, ты должен вернуть жизнь умирающему роднику, прежде чем испить из него воды. Так поступает наш Угурлы».

Но Угурлы перебил его:

«Я ничего сам не придумал. Учитесь, ребятки, у народа. По мере своих сил я делаю то, что принято в народе».

Да, он продолжал народные традиции… Если узнает, что у вдовы-солдатки прохудилась крыша или плохо закрываются двери, Угурлы не ждет, когда его позовут, а сам идет в тот дом с инструментом. Разболтались колеса колхозной брички — Угурлы не ждет письменного наряда. Старый мастер, чудо-мастер все сделает, как надо.

«Без наряда, без соответствующего документа не работай», — ворчит строгий бухгалтер.

«Милый бумагомарака, — отвечал ему дед Темроков, — дело руки делают, а не бумажки. Мне богом предопределено мастерить, а тебе — писать. Вот и пиши красиво».

«Не начислю тебе трудодней!» — сердился бухгалтер.

«Можешь не начислять, но вдова, которой я починил крышу, подводчик, который теперь без опасности едет по крепкому мосту, тракторист, которому отковал лемеха, уже начислили мне сердечную благодарность. А мне этого достаточно!» — улыбается кожежский чудо-мастер.

«Начислю, начислю, я пошутил», — сдается бухгалтер.

«Я понимаю, что ты пошутил, а не то отодрал бы тебя за уши. Ведь я не только Угурлы, могу быть и Залимом[19]».

Неутомимым был этот человек. В Кожеже есть «Старый мост Угурлы», есть и «Новый мост Угурлы». Три родника бьют вокруг Кожежа — на кукурузном поле, на лугу, где покос, и на развилке дорог. Возле родников Угурлы посадил плодовые деревья, поставил скамейки. Отдохни, освежись, отведай плодов…

Воспоминания идут чередой. Морозным январем 1943 года Кожеж был освобожден. Каждое утро Угурлы идет из дома в дом. Кому-то подправит рамы, другому навесит дверь, третьему роет землянку. Он и нам помог восстановить разрушенный домик.

«Не горюйте, — говорил нам с дисой Угурлы. — Вон птахи, они каждый год новое гнездо вьют. И ничего. А ведь у них только крылья, а у нас — и руки, и крылья, и умная голова. Свободная родина окрыляет нас. Все осилим!..»

Какого мудрого и доброго человека лишились мы… Конечно, я пойду к Хаджет, чтобы выразить ей соболезнование. Но какие слова могут утешить достойную сподвижницу незабвенного Угурлы?.. Нет, таких слов. Нет!

Из-под большой черной шали глядят отрешенные, залитые горем глаза Хаджет. Молчит. Время от времени качает головой: «Все копчено». Потом закрывает обеими руками лицо и плачет.

Хаджет рассказывала: