Правдивое комическое жизнеописание Франсиона

Он делал все от него зависевшее, дабы его путешествие приносило пользу одновременно в нескольких отношениях, и, как мы видели до сего момента, походил на странствующих рыцарей, описанных в стольких историях и переезжавших из страны в страну, чтоб наказывать обидчиков, водворять везде справедливость и исправлять пороки. Правда, его подвиги были менее кровавыми, но зато более достойными. Тем не менее жизнь его в дальнейшем не была свободна от заблуждения, и самые заядлые реформаты, пожалуй, скажут, что она не всегда годилась для отвлечения других от порока; но кто умеет жить лучше, — пусть живет. Наша повесть нисколько тому не препятствует. Надо познать и добро и зло, чтоб прилепиться к одному и отвергнуть другое. Перед нами пройдут здесь приключения, которые лучшие души не осудят и почтут сущими любовными безделками, да к тому же и ничего не значащими.

Время приближалось к полудню, когда Франсион, поравнявшись с прекрасной рощицей, в глубине коей протекал источник, вздумал отдохнуть в тени деревьев. Он отослал всех своих людей в соседнюю деревню, дабы позаботились они там о приготовлении обеда, и удержал при себе только своего камердинера, который несколько от него удалился, в то время как сам он, растянувшись на траве, извлек из кармана портрет Наис. Передают, будто, дав тогда волю своему поэтическому воображению, он изрек следующую жалобу, весьма сходную с теми, которые мы находим в романах:

— Ах, любезный портрет, сколько чудес заключено в вас на таком малом пространстве! Как возможно, что сочетание столь немногих красок создает такое множество чар? Увы, вы только картинка, а между тем порождаете во мне вполне подлинную страсть! Сколько ни трогай вас и ни целуй, не ощутишь ничего, кроме дерева, но когда любуешься вами, то испытываешь неописуемые восторги: что же станется со мной в тот день, когда я буду держать в своих объятиях ту, чью красу вы отображаете? Чрезмерность страсти будет так велика, что я по меньшей мере лишусь жизни, если при виде портрета лишился свободы. Прекрасная моя Наис, я хотел бы, чтоб уже наступила минута, когда я буду умирать у ваших ног.

В той же рощице оказался некий дворянин из тамошних мест, который, находясь позади Франсиона, слышал его жалобы. Желая познакомиться с нашим кавалером, он приблизился к месту, где тот лежал, и спросил его, что за портрет у него в руках, к коему обращается он со столь жалостливыми речами.

— Государь мой, — отвечал Франсион, — я весьма сожалею, что вам случилось слышать мои слова, ибо если вы не испытали силы любви, то почтете все это за величайшее безумство на свете.

Тот возразил, что ему отлично известно, каким могуществом обладает эта страсть над сердцами, и пожелал увидать портрет дамы, а также умудрился выведать нею правду у Франсиона, который признался в намерении разыскать Наис.

— Радуйтесь, — сказал ему дворянин, — она уже прибыла туда, где вы надеетесь ее встретить. Готов вам поклясться, что сам ее видел и считаю красивейшей женщиной в мире.

Тогда Франсион осведомился у дворянина, какова ее свита.

— Такая, как подобает особе ее ранга, — отвечал тот. — Впрочем, состоит при ней некий молодой вельможа по имени Валерий, влюбленный в нее не меньше нашего. Оба они притворяются больными и якобы хотят пользоваться водами для своего исцеления; но, по-моему, они и не думают глотать ту, которую им приносят, и приказывают выливать ее тайком; да и вовсе не это им надобно.