— Благодаря своему искусству я обнаружил, которая из этих девиц согрешила блудодеянием: это та, что говорила со мной последней.
— Не думаю, — отвечал приятель.
— Только она и тот, кто согрешил с ней, в состоянии вас в этом убедить, — продолжал Франсион, — но можете мне верить не меньше, чем им.
Остальная компания не знала, что он ему сказал, пока не прошла неделя и девушка не вышла замуж за деревенского садовника. Лежа в постели, новобрачная почувствовала сперва легкие рези, а когда они дошли до своего апогея, то она родила прелестного малютку. Приятель, знавший про предсказание Франсиона, огласил его как чудо, и с этого момента авторитет нашего кавалера окончательно упрочился. Нетрудно поверить, что все столь же восхищались его познаниями, сколь и его шутками над приключением молодоженов. Но дело оказалось менее дурным, нежели предполагали: муж признался, что ребенок был от него и что эта девица не желала вступать в брак без предварительного испытания, дабы, увидав сперва образчик товара, могла она судить, хорош ли он, а в случае, если бы таковой ей не понравился, то свободно от него отказаться, отделавшись одним задатком. К этим рассуждениям добавляли, что она давно уже вошла в возраст, требующий любви, и что девушка — то же дерево, которое нужно трясти еще прежде, чем созреют плоды. А потому Франсион, отчасти догадавшись, как обстояло дело, разгуливал с утра, напевая следующий куплет на водевильный мотив:
Нашлись такие, которые, шутя, говорили, что, верно, новобрачная отличная работница, раз она в первый же день сработала ребенка; но те, кто рассуждал серьезно, удивлялись, как мало она разбухла и почему они прежде этого не заметили; произошло же это потому, что она прибегла к некоторым ухищрениям, чтоб скрыть свое состояние.
На другой день один из самых крупных деревенских толстосумов, считавший, что нет ничего такого, чего бы Франсион не знал, послал за ним, чтоб выяснить, кто из его слуг присвоил полсвиньи, солившейся в кадке, ибо, по его мнению, ее мог украсть только кто-нибудь из своих, но не посторонний. Франсиону не удалось бы сохранить своей репутации, если б ему и тут не помогла хитрая выдумка: он вынул из кармана самую обыкновенную свечу и заявил, что при ее изготовлении примешал к воску специи особого свойства, благодаря которым мог задуть ее пламя только вор, похитивший разыскиваемую вещь.
— Пусть всякий из вас войдет по очереди вон в ту горницу, где я буду сидеть один, — добавил Франсион, обращаясь к слугам, — там произойдет испытание.
После этого он незамедлительно вошел в означенное помещение, и первый последовавший за ним, будучи неповинен, безбоязненно подул изо всех сил, ибо надеялся себя обелить и вполне доверял словам Франсиона; но фитилек не преминул потухнуть, чему тот немало изумился, а потому принялся клясться в своей невиновности.
— Друг мой, — сказал тогда Франсион, — вы видите, на какие мысли может навести меня моя свеча; тем не менее я никому об этом не проговорюсь; выйдите отсюда, не подавая виду, и поторопите своих товарищей, чтоб они шли ко мне.
Слуга удаляется, и Франсион тотчас же зажигает свечу с помощью некоего камня, который при трении давал искры. Вошел другой малый, и его постигла та же судьба, что и первого, после чего не миновала она и остальных, ибо свеча не обладала никакими свойствами, которые помогли бы ей устоять против их дыхания. Тем не менее сколько их ни спрашивали по выходе оттуда, они не обмолвились ни словом и ждали конца испытания, таясь друг от друга. Домочадцам очень хотелось присутствовать при тайнодействиях Франсиона, но он запретил кому бы то ни было входить в горницу, куда допускались только допрашиваемые; при этом он ссылался на то, что может осуществить свое предприятие только тайно. Последний вошедший к нему слуга проявил меньше смелости, чем остальные, ибо совесть его была не слишком чиста; он подул так тихо, что пламя еле заколыхалось. Франсион, узнав в нем с несомненностью виновника, отправился к хозяину дома и заявил, что не станет рассказывать, потухала ли свеча или нет, но что тот, кто приходил дуть последним, был безусловно похитителем свинины. Крестьянин послал на дом к жене заподозренного работника, и ее застали в то самое время, когда она опускала в котел кусок краденого добра. Слугу обвинили и уличили в краже, а Франсиона осыпали похвалами за его искусство и наградили несколькими монетами, в коих была у него большая нужда.
Он так убедил всех в своем умении ворожить, что, отправляясь по делу в некое место, куда нелегко было найти дорогу, учтиво обратился к одному знакомцу с вопросом, какими путями ему туда пройти, но не добился от него толкового ответа.