— Вот еще, — сказал тот, — вздумали смеяться над бедным невеждой! С чего вам спрашивать дорогу? Вы и так все знаете.
После этого он удалился, а Франсион, не знавший прямой дороги, долго плутал и был вынужден отдохнуть в лесу, где его застала ночь.
Мы уже упоминали, что, сочиняя стихи, он говорил вслух и что слышавшие его принимали это за беседы с каким-нибудь духом, а посему и его хозяйка возымела около этого времени такое же мнение. Не раз размышляла она про себя:
«Этот молодой парень по характеру очень добродушен и склонен к любовным делам: не пойму, с чего это он отказался от любезного моего предложения. Будь я даже величайшей уродиной на свете, такой мужчина, как он, должен был бы радоваться, что может утолить со мной пыл своего сластолюбия. В чем тут тайна, что обходится он без меня? Наверное, есть у него подружка, помогающая ему избавиться от приливов крови, которые нарушали бы его покой».
Вот как она рассуждала, но ей не удалось обнаружить ни одного из тех гнезд, куда ой прятался, ибо было у него в обычае проделывать свои дела наисекретнейшим образом. В некий вечер подошла она тихонько к ивняку, где он, лежа, сочинял стихи по поводу какой-то любовной удачи, каковые начинались так:
Он много раз повторил их вслух, не находя подходящего конца для строфы. Хозяйка, вообразив, что он обращается к девушке, которую держит в своих объятиях, таращила глаза изо всех сил, чтоб узнать, кто эта счастливица, но, видя его в одиночестве и заметив, что он тем не менее протягивает руки при воспоминании о пережитых усладах, она додумалась до мысли, достойной быть отмеченной. В последнее воскресенье слыхала она от своего священника, что существуют такие колдуны, которые блудодействуют с дьяволами, принимающими облик женщины и именуемыми суккубами; тотчас же она представила себе Франсиона в объятиях одной из этих прекрасных любовниц, ибо он продолжал изрекать еще более страстные слова, нежели прежде, высказывая откровенно все, что можно сказать, наслаждаясь с красоткой.
С тех пор она перестала доискиваться, с какой женщиной он утолял свою юную страсть, и смотрела на него не иначе как со страхом, полагая, что у него за спиной постоянно находится какой-нибудь демон. Ей даже стало казаться, что высек ее суккуб в ту ночь, которую хотела она провести с Франсионом.
Я готов примириться с сими последними проделками, ибо даже совершались они с намерением наказать порок. Франсион хорошо поступил, приказав высечь похотливую крестьянку, которая нарушила обет, данный другому, и соблазняла его на прелюбодеяние. Правда, она ему не нравилась и не отличалась привлекательностью; но не будем так придирчивы: ведь последствия все же оказались благотворны. Что касается хитростей, доставлявших ему славу, то клонились они лишь к тому, чтоб посмеяться над впавшими в грех и заставить их сознаться в своих студодействиях, как это случилось с девушкой, потерявшей честь, и парнем, который обокрал хозяина и был уличен Франсионом. В сем отношении самые строгие цензоры должны будут одобрить его поступки. Впрочем, в остальном я весьма мало беспокоюсь об их гневе и нареканиях, ибо не описываю ни вымышленных пороков, ни несуществующих дурачеств, и всякий может видеть, как здравые умы потешались над ними и обезопасили себя от плутней, на которые хотели их поддеть, и как простофили дались впросак.
КНИГА Х