Правдивые истории еврейского местечка Черняхов

И Бронька, поверив в честность сидящих рядом людей, в мельчайших подробностях рассказала им и про дворец, и про вторую ступеньку лестницы, и про «вклад».

Евреи сразу поняли, с кем они имеют дело: с этой особой и впрямь было что-то не так. Они предложили на первой же станции купить Броньке обратный билет, на что Броня дала решительный и бесповоротный отказ. Про себя она подумала: «Ну да, я вернусь в Черняхов, а они за моим вкладом на вторую ступеньку дворца полезут!»

– А разрешите полюбопытствовать, многоуважаемая Броня, где этот дворец располагается, в каком-таком городе? – вежливо спросил Броню отец почтенного семейства.

– Где-где, в Петербурге! Где ж ещё!

Нужно сказать, что когда в поезде завязался этот странный разговор, в него потихоньку стали включаться сидящие рядом пассажиры. И когда все услышали заветное слово “Петербург”, вагон взорвался хохотом.

– Мадам Броня, ви таки сели не на тот поезд! Этот поезд идёт совершенно в обратную сторону.

В какую именно сторону шёл поезд, мужчина уточнять не стал, но он был очень порядочным человеком и на первой же станции купил Броньке обратный билет, но не до Черняхова, а до Житомира. И целых двадцать пять километров, ночью, пешком, бедная Бронька добиралась до дому.

Эта история быстро распространилась по городку, и к Броньке на всю оставшуюся и недолгую жизнь прилипла кличка «вклад». Про неё так и говорили: «Вон пошла Бронька-вклад!»

У Броньки, как я уже излагала, был муж. В дневниках деда Изи он был безымянным, но я решила дать ему имя Шлёма. Шлёма К'oзак тоже был тот ещё чудак. Он был даже чудаковатее самой Брони, ибо три четверти года жил в Одессе и только одну четверть со своей семьёй в Черняхове. В Одессе он не просто так жил – он там работал. Один Бог знает, где он работал и что он там зарабатывал, но если вдруг совершенно случайно ему выпадало такое счастье заработать чуть больше, чем он проедал, он шёл в лавку и покупал себе часы. Вот такое хобби было у этого К'oзака. Часы были везде: по нескольку пар на обеих руках, за пазухой на верёвочке, и в карманах… Когда достойный муж своей жены изредка приезжал домой и совершал променад по улицам родного городка Черняхова, прохожие то и дело спрашивали его:

– Шлёма, ты не подскажешь, который сейчас час? Да ты шо? А вот на этих, серебряных? Да не может быть! А на позолоченных?

Эти безобидные вопросы так нравились Шлёме, что, приходя домой к семейству, он говорил:

– А ты, Бронька, спрашиваешь, зачем мне столько часов! Есть о чём с людьми поговорить! А умный разговор, как известно, прибавляет здоровья!

И был у Броньки и Шлёмы сын, и звали его Шмуль. Шмуль пошёл учиться к стекольщику, и сам уже скоро стал стекольщиком. И если вы думаете, что со Шмулём всё было в порядке, то вы ошибаетесь. Шмуль был не простым стекольщиком, а стекольщиком с большой мечтой! Стекольщик с мечтой отличается от стекольщика без мечты тем, что стекольщик с мечтой знал, ради чего он ставит стёкла. Шмуль К'oзак мечтал о лошади. Однажды он так близко приблизился к своей мечте, что собрал все накопленные деньги и купил кнут. Полдела, как вы понимаете, было уже сделано. Осталось насобирать на лошадь, а для этого парень каждое воскресенье ходил на ярмарку с кнутом: присматривал себе лошадь. Останавливался, говорил с продавцами лошадей, демонстрировал прут. Торговцев, конечно же, веселил странный парень с кнутом, но они охотно поддерживали беседу, убеждая стекольщика поторопиться, а то, не дай Бог, когда он таки насобирает нужную сумму, всех лошадей уже раскупят.

В одно из воскресений, когда продавцы лошадей собрались на ярмарке, они не увидели Шмуля с кнутом. Его не было и на следующей неделе, и через неделю. Его никогда больше не было на ярмарке и остаётся верить, что там, куда он попал, сильно простудившись на морозе, он получил то, о чём всегда мечтал, – целый табун лошадей: там были и серые в яблоках, и гнедые, и рыжие, и вороные…

Там, куда попал Шмуль К'oзак в самом расцвете лет, было всё…

Там пока не было мамы Брони, папы Шлёмы и сестры Иты, которая была самой нормальной из этой семьи чудаков…

Но очень скоро семья воссоединилась: Бронька, её муж, их дочь Ита и сын Шмуль встретились там, откуда не возвращаются, поскольку началась война, и всех евреев городка Черняхова, который по праву мог называться штэтлом, еврейским местечком, безжалостно убили… Их просто взяли и стёрли с лица Земли какой-то страшной огромной стёркой. Вы стирали когда-нибудь линию, оставленную карандашом? Провёл стёркой – и нет линии. Война – это та же стёрка, только стирает она линии жизни и человеческие судьбы. И совсем неважно, когда эта война начинается и когда она заканчивается. Нужно понять одну простую истину: война стирает не только линию жизни, она стирает линию Души, а это гораздо страшнее. Война стирает линию души того, кто становится убийцей. И неважно: по своей воле, или по приказу. Стирает на все времена, оставляя потомкам позорный пепел воспоминаний.

История вторая Сын обкомовского работника