"Подумай, доченька! Миша вернётся рано или поздно, поженитесь, детишек нарожаете! Работай себе! Иван Савельевич сказал, что перевод тебе всё равно сделает. На черта он тебе сдался, этот Алёшка, с его мамашей и их свиньями? Ты хоть видела их?"
"Кого, свиней?"
"Ты мне голову не морочь. При чём тут свиньи? Родителей твоего женишка. Заставят они тебя помои выносить - будешь знать. Я тебя разве для этого учила?"
"Мамочка, нравится он мне, понимаешь? А с Мишкой... Это в нас детство играло. Ну, пожалуйста, не мучь меня!"
"Пожалеешь, Этя. Ох, попомни моё слово! Когда мать не права была? Разве ж было такое? Танька, хоть ты сестре скажи!"
"А что я ей скажу, мама? Оставь ты свою Этю в покое. Всё равно сделает, как хочет!"
"А ты что молчишь, Изя? - обращалась плачущая Хана к портрету. - Ты разве не понимаешь, что она с ума сошла? Да они, эти Ющенки, евреев на дух не переносят. Все так говорят!"
Но Изя молча смотрел на своих девочек и лишь иногда Хане казалось, что он с грустью покачивает головой.
Свадьба была невесёлая. Сторона жениха держались особняком, еврейские гости чувствовали себя не в своей тарелке. На столе в огромном блюде стояла жирная жареная свинья с мёртвым оскалом, как символ чего-то очень страшного. Хана скромно попросила убрать свинью со стола, так как на свадьбе будут евреи, которые, как изветно, свинину не едят, но сватья лишь усмехнулась и вставила свинье в пасть веточку петрушки. Пришлось накрыть другой стол для евреев. И всю свадьбу отец и мать Алексея, проходя мимо сына, шептали: "Вот, началось! Они с нормальными людьми даже за стол сесть не могут!"
После свадьбы молодые переехали в соседнюю Львовскую область, подальше от всех.
Молодая семья жила дружно, Хана в их жизнь не вмешивалась, но и с родителями Алексея практически не общалась. Дети ездили в гости к родным, благо недалеко было, и почти всегда возвращались домой расстроенными. Но ничего не могло омрачить их счастья, к тому же Этя скоро забеременела. В положенный срок она родила сына, но имя мальчику так и не успели дать, потому что началась война.
ГЛАВА III
СЫН
Весь городок был на ногах. Как же, война! Никто толком не знал, что это такое, разве что старики, которые воевали в Первой мировой и вернулись живыми. Они рассказывали про ужасы, но даже и они не могла себе представить, что ужасы той войны не пойдут ни в какое сравнение с ужасами этой, предстоящей...
Через три дня гитлеровские войска взяли всю территорию Львовской области практически без единого выстрела, где и проживала молодая семья Ющенко. А тут ещё вернулись те, кого советская власть сослала далеко-далеко. Из этих возвращенцев немцы и выбирали старост и полицаев. Да, выбирать было из кого - люди сами приходили и просились на службу к немцам.
Алексей был мобилизован в армию ещё до прихода немцев и перед самым уходом упросил Этю поехать с ребёнком к его родителям. Там будет спокойнее, думал он. До них уже доходили слухи, что творят немцы с евреями.
Ночью, когда все спали, Этя завернула малыша в одеялко, наспех покидала вещи в сумку и пешком пошла в то село, где жили родители мужа. Вы думаете, молодой женщине было не страшно идти с младенцем на руках и с сумкой? Ещё как страшно, но она шла, ибо понимала, что должна спасти малыша, чего бы ей это не стоило. Она обещала Алёше, что спасёт мальчика, а она привыкла выполнять свои обещания. Эте повезло - её подобрала какая-то случайная подвода и перед самым рассветом она подошла к дому свёкров. Уставшая, женщина постучала в окно. Ещё раз постучала. В окне показалась голова свекрови, потом пропала. Этя, оставив сумку под окном, подошла к двери. Дверь открылась и на порог вышла женщина, укутанная в шаль.
- Чего тебе? - зло спросила свекровь.
- Это я, Этя! - ей почему-то показалось, что свекровь её не узнала.
- И шо, шо Этя? Ты откуда взялась с утра пораньше?
- Я очень устала. Можно, мы войдём, мама?
- Какая я тебе мама? Ишь, мама! На тебе, мама! Пошла отсюда, жидовская морда!
- Что вы такое говорите? Я же Этя, жена Алёши, а это внук ваш!
- И шо, шо жена? У него таких жён знаешь, сколько будет!
В дверном проёме появился свёкр. Мрачным взглядом он посмотрел на невестку и сказал жёстко:
- ╤ди, зв╕дки прийшла. Онук говориш? Нам це жид╕вське дитя не потр╕бно.
Так и сказал. А потом добавил:
- ╤ шоб духу я твово НЕ бач╕л. А ти двер╕ закрий. Не вистачало ще, щоб н╕мц╕ д╕зналися, шо ми у себе жид╕в хова╓мо.
Они захлопнули дверь перед убитой горем Этей, а тут ещё и малыш, как назло, заплакал. Этя отчаянно стала колотить кулаком в дверь, но ей ответила лишь тишина своим зловещим молчанием. Этя присела на скамейку, чтобы покормить орущего мальца. Он был в мокрых пелёнках, а сухих у Этеле не было. Измученная и убитая горем молодая женщина устало взяла сумку и пошла, что называется, куда глаза глядят.