Читаем Правдолюбцы полностью

Одри… мне больно от мысли, какое потрясение и печаль Вы, должно быть, испытываете, читая это. Понимаю, сейчас никакие утешения не помогут. Но уверяю Вас, и это чистая правда, ни у меня, ни у Джоела и в мыслях не было причинять Вам зло. Со временем, надеюсь, вы совладаете с эмоциями и согласитесь со мной: отныне мы не чужие люди, мы должны быть вместе — хотя бы ради наших детей. Прилагаю свой номер телефона, а также адрес электронной почты и очень прошу, Одри, свяжитесь со мной, как только почувствуете себя в силах.

Желаю Вам мира и покоя,

Беренис Мейсон.

— Ну и дела! — воскликнула Джин. — Джоел когда-нибудь упоминал о какой-нибудь Беренис?

— Конечно, нет, — вспылила Одри. — В этом письме нет ни слова правды.

— Нет, разумеется, нет, — ровным тоном ответила Джин.

Одри открыла холодильник и вынула из нижнего корытца две заветренные морковки. Зря она набросилась на Джин. Справедливости ради следовало признать: немыслимой интрижку между Джоелом и Беренис Мейсон никак не назовешь. Насчет ребенка, конечно, полный бред, но Джоел мог с ней и переспать. Хотя она была не в его вкусе: слишком упитанная, слишком непрезентабельная. Впрочем, сексуальные предпочтения Джоела не раз изумляли его жену. Возможно, как-то вечером он впал в игривое настроение, а под рукой не оказалось никого, кроме толстухи Беренис.

Джин вертела в руках письмо:

— Что с этим делать?

— Выбрось в помойку.

Одри наблюдала, как Джин аккуратно разорвала листок пополам и запихнула обрывки в мусорное ведро.

— Я же говорила, что она тронутая. — Одри громко хрустнула морковкой. — Больная на всю голову сучка.

<p>Глава 2</p><p><emphasis>«На углу Сорок седьмой улицы и Пятой авеню…»</emphasis></p>

На углу Сорок седьмой улицы и Пятой авеню, дожидаясь автобуса на Монси, Роза молча радовалась тому, что избавлена от общества матери с бабушкой, — их вульгарная враждебность по отношению друг к другу совершенно невыносима. Сколько Роза себя помнила, Одри и Ханна пребывали в состоянии войны. Поводы для военных действий разнились, но суть конфликта оставалась неизменной: кто сильнее любит и глубже понимает Джоела, у кого больше прав на его нежные чувства. Одно время Роза и Карла тоже участвовали в этом низкопробном соревновании, но Роза давно и без сожалений покинула поле боя, а Карла… Впрочем, серьезным противником Карла никогда не была, она довольствовалась малым — дозволением коснуться иногда края мантии Джоела. Мать с бабушкой, однако, по-прежнему барахтались в этом омуте, грызлись, словно фанатки, подстерегающие после концерта своего кумира. И сейчас, когда Джоел заболел, битва разгорелась с новой силой. Онемевший, обездвижевший Джоел превратился в символический приз, что оказалось чрезвычайно удобным: отныне можно спорить до бесконечности, кому он больше благоволит и кто точнее разгадывает загадки этого сфинкса, не опасаясь решительных опровержений.

Роза поглядела на толпу ортодоксальных евреев, поджидавших вместе с ней автобус. Почти все мужчины надели темные костюмы и черные фетровые шляпы с высокой тульей. Дресс-код у женщин был менее строгим, но вполне отчетливым: длинные юбки, парики и подчеркнуто уродливые блузки, свитера, кардиганы в три слоя. Роза впервые оказалась в людном месте в компании самых что ни на есть еврейских евреев, и ей чудилось, будто все на нее смотрят. Прохожие на Пятой авеню, за кого они ее принимают? Неужели за одну из этих «странных» личностей? Она украдкой покосилась на свое отражение в витрине. Наряд, который она сочинила ради такого случая, был призван укрощать похотливые взгляды. Нет, сообразила она, за настоящую ортодоксальную иудейку ее трудно принять; самое большее — за полоумную гувернантку викторианских времен, которая пытается скрыть кожное заболевание.

— Роза? — На нее, вытаращив глаза и раскрыв рот, смотрел молодой человек в шортах и майке-безрукавке: — Роза, это ты?

«Не сейчас, — подумала она. — Только не сейчас».

— Я — Крис, — орал парень на всю улицу. — Крис Джексон. Из Барда![23]

Роза легонько хлопнула себя по лбу:

— Ну конечно! Прости, Крис. Тебя не узнать. Как дела?

— Отлично, отлично. — Мельком, но с любопытством он окинул взглядом ее наряд. — А у тебя что нового? Я слыхал, ты теперь живешь на Кубе.

— Жила, но уже год как вернулась, — тихим голосом отвечала Роза в надежде, что Крис последует ее примеру.

— Вау, прикольно! — неизвестно чему обрадовался он. — Говорят, Куба — просто улет!

— Да-а.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии / Философия