Праведник

— А мне кажется, друзья, в скором времени Россия снова станет монархией! — разделавшись с салатом, громко заявил Вадик.

— С чего ты взял?

— Так, жопой чувствую. Извините за грубое слово. Господа! Я хочу выпить за Россию! — Вадик встал и принялся по кругу наполнять рюмки водкой.

Круг замкнулся на полной рюмке чеченца. Тот молча поднял ладонь и, махнув ею, выразил категорический отказ.

— Ты чего? — недовольно спросил Вадим. — За Россию тоже не выпьешь?

— Ладно тебе, Вадим. Не приставай. Не хочет человек, пусть не пьет. У нас ведь демократия. Знаешь, что такое демократия?

— Знаю, знаю. Власть народа…

— Это в широком понимании. А в узком кругу, — Алеша обеими руками указал на стол, подразумевая, видимо, его под узким кругом: — Демократия — это когда кто хочет — пьет, кто не хочет — не пьет. И никаких принуждений.

— Правильно. Но при этом всегда должно быть, что выпить, — добавил Гриша Круглов.

— Черт с вами, демократами. Я пью за величие России! За Российскую Империю! За ее прошлое и будущее!

Снова все выпили, кроме чеченца.

— Тебе не скучно, Эльза? — тихо спросил Алексей.

— Нет-нет! Что ты! Мне интересно.

— Тебе нравятся мои друзья?

— Да, очень. Только Вадим все время как-то странно на меня смотрит.

— Наверное, он влюбился в тебя с первого взгляда. И это неудивительно…

— Эй вы! Хватит шептаться! Больше двух — говорят вслух. Успеете еще, — недовольно пробурчал Вадим.

В это время раздался звонок. Гриша пошел открыть дверь и через минуту вернулся вместе с Мишей Прошиным.

— Прошу прощения, я опоздал… — начал извиняться вновь прибывший, давно ожидаемый гость.

— Штрафную ему! — крикнул Вадик и сунул Мише под нос свою рюмку.

— Начальство задерживается, а не опаздывает, — заметила Нина.

Она поднялась и принесла еще одну чистую тарелку.

— Вадим, ты же знаешь, я сейчас не пью.

— Ах, он еще и не пьет? Спекулянт несчастный! Крутой стал? Друзьями пренебрегаешь?

Сопротивляться Вадику было бесполезно. Миша через силу выпил рюмку водки и сел к столу, кивнув при этом Солтану.

— Я вижу, у нас тут новые люди?

— Да, Миша. Знакомься. Это Солтан.

— Солтан.

— Михаил. Наслышан, наслышан.

Они обменялись рукопожатиями.

— А это — Эльза.

— Тот самый сюрприз?

— Тот самый.

— Михаил. У вас удивительное имя.

— Очень приятно. Спасибо.

— Между прочим, Миша у нас поэт.

— Да брось ты, Алешка. Какой я поэт?

— Был поэт — стал бизнесмен, — сказал Гриша. — Сейчас это актуальней.

— Он скромничает. Он настоящий поэт. Между прочим, я тут как-то разбирал свои старые бумаги и нашел тетрадь по физике еще аж за первый курс. Там на последней странице есть одно твое стихотворение. Хочешь послушать, что ты писал в семнадцать лет?

— Алексей, я тебя прошу…

— Читай, читай! — вновь наполняя свою опустошенную Прошиным рюмку, грозно потребовал Вадик. — Вот только выпьем сначала.

Они еще выпили. Прошин более не возражал. Алеша, взяв тетрадь, отыскал нужную страницу и начал читать:

Альберт Эйнштейн не был поэтом,
И не писал мемуары.
И не снимал кинофильмы,
И не играл на гитаре.

Альберт Эйнштейн не был артистом,
Художником и музыкантом,
Суфлером, жонглером, дантистом,
Охранником и арестантом.

Он в жизни не знал эту даму,
А дама не знала Эйнштейна,
Не знала о скорости света,
И Лоренцевом сокращеньи.

Он думал, что жизнь, как пространство,
А время во власти желаний,
И все относительно просто,
Для добрых и умных созданий.

И все относительно ясно,
А смерть — это сказки для взрослых,
И время застынет в тумане,
Для мудрых, великих и рослых.

Но все оказалось сложнее.
Секунды его обманули,
Они обернулись часами,
Десятками лет обернулись.

Они не сошлись в этом мире,
И встретились только посмертно,
Он думал, что жизнь бесконечна,
А жизнь пронеслась незаметно.

Альберт Эйнштейн не был поэтом,
И мог бы он быть им едва ли,
Они говорят, что он физик,
Не знаю, с чего они взяли.

Алеша умел читать стихи. Голос его звучал ровно и возвышенно. В комнате воцарилась полнейшая тишина. Когда он закончил, все присутствующие зааплодировали.

— По-моему, это очень хорошее стихотворение, — сказала Эльза.

— Я помню этот день. Мы изучали теорию относительности. Он написал этот стих в моей тетрадке ровно за пять минут. Прошин, ты зарываешь талант в землю!

— Нет у меня никакого таланта! Да и никому это сейчас не нужно.