Праведник

— Мне нужно идти, — я выбегаю из комнаты, не останавливаясь, пока не оказываюсь в своей машине. Я куда-то еду. Куда глаза глядят. Мое сердце колотится, как пойманная в панике птица. Белое свечение приборной панели подчеркивает красный оттенок моей кожи… кровь на моих руках. Я лихорадочно вытираю ее о ткань своих брюк, нуждаясь в том, чтобы она исчезла.

Плохие мальчики отправляются в Ад.

"Тогда дьявол, который ввел их в заблуждение, был брошен в озеро огня и серы, где находятся зверь и лжепророк, и их пыткам не будет конца ни днем, ни ночью, во веки веков".

Грешник, грешник, грешник. Я утону в огненном озере вместе с дьяволом. Пытки, снова и снова. Плохие мальчики отправляются в Ад.

Плохие мальчики отправляются в Ад. Слова моей матери эхом отдаются в голове при повторении. Разве она не предупреждала меня? Она пыталась.

Кровь, огонь и грехи терзают мою душу. Я чувствую, как они ползают по мне, словно личинки, разъедая мою плоть.

Церковь маячит передо мной в нескольких сотнях ярдов дальше по улице. Я не хотел приходить сюда. Сам Господь Бог вел меня. Он знает, что я нуждаюсь в нем.

— Если мы исповедуем свои грехи, Он верен и праведен и простит нам наши грехи, и очистит нас от всякой скверны.

Да, прощение, мне нужно прощение. Он простит меня. Он должен.

Бросив машину на обочине, я, спотыкаясь, вхожу в церковь. Место, которое обычно приносит мне полное умиротворение, внезапно ощущается, как прогулка к виселице. Пройдя по проходу, я падаю на колени перед Пресвятой Девой. Ее взгляд устремлен на меня… материнская жалость, ниспосланная на мою грешную душу.

Закрыв глаза, я склоняю голову и складываю ладони вместе.

— Помни, о, всемилостивейшая Дева Мария, что никогда не было известно, чтобы кто-либо, кто бежал под твою защиту, умолял тебя о помощи или искал твоего заступничества, остался без ответа. Вдохновленный этой уверенностью, я лечу к тебе, о, Дева из дев, моя Мать; к тебе я прихожу; перед тобой я стою, грешный и печальный. О, Матерь Воплощенного Слова, не пренебрегай моими мольбами, но, по милости Твоей, услышь и ответь мне. Аминь.

Я не знаю, чего ожидаю, но знаю, что я не прощен. Эта темная грязь неприятно бурлит внутри меня, душит меня.

— Сейнт? — Я поднимаю голову на звук голоса моего брата. Джудас стоит в нескольких футах от меня, его лицо в замешательстве. — Что ты… — он замолкает, его взгляд падает на мою рубашку, на мои руки. Он бросается вперед. — Вставай, — шипит он, хватая меня за бицепс и поднимая на ноги. — Пошли, — он нервно оглядывается по сторонам, увлекая меня к своему кабинету через заднюю дверь.

— Нет, — я сопротивляюсь его хватке. — Мне нужно покаяться.

— Тебе нужно снять эту рубашку и смыть гребаную кровь с рук, — он бросает еще один нервный взгляд на двери церкви. — Господи, ты, что, хочешь, чтобы тебя арестовали? Ты не можешь просто так войти сюда.

— Мне нужно покаяться, — наши глаза встречаются, и на этот раз напряжение между нами исчезает. Он нужен мне прямо сейчас, и он это видит. — Пожалуйста. Мне нужно, чтобы ты выслушал мою исповедь.

Глубоко вздохнув, он проводит рукой по своим черным как полночь волосам.

— Ладно. Прекрасно.

Он отпускает меня и подходит к исповедальне, заходя внутрь. Я следую за ним, проскальзываю на другую сторону и задергиваю за собой занавеску. Я нахожусь на судейском месте, и впервые я не чувствую себя посвященным или близким к Богу. Я никогда не был так далек от него.

Я перекрестился.

— Прости меня, отец, ибо я согрешил. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, прошло две недели с момента моей последней исповеди.

— Я выслушаю твою исповедь, — говорит Джудас с другой стороны разделительной решетки.

— Я убил человека, — от ужаса, когда произношу эти слова вслух, у меня по спине пробегает ледяная дрожь, будто сам дьявол дразнит меня, смеясь над моей духовной кончиной.

— Почему? — Вот в чем вопрос.

— Я не знаю. Он… Я потерял контроль.

— Ты никогда не теряешь контроль, Сейнт. — Но я это сделал, и с человеком, который для меня ничего не значил. Я проклял свою душу из-за Эштона Хейнса — грешника и грязного богохульника. Как такое могло случиться? Как это произошло? — Ты слишком сильно боишься Божьего гнева. — Он прав, но это не помогает!

— Он причинил ей боль. — Он причинил ей боль, и это свело меня с ума. Я смотрю на свои руки, узкий луч тусклого света проникает сквозь занавеску, давая мне ровно столько, чтобы увидеть ржаво-медный оттенок, окрашивающий мою кожу.

— Кому?

— Иден, — я наклоняюсь вперед, моя голова опускается на руки, когда я пытаюсь втянуть воздух поглубже в свои горящие легкие. — Он причинил боль ангелу. Лгал, развращал. Он был грешником, Джудас. Грешником! — Тишина — единственный ответ, который я получаю, и мое сердце заходится в беспорядочном ритме. — Убивать нельзя. Я навеки проклят. — Обречен.

Молчание продолжается и кажется бесконечным, пока мой брат, наконец, не заговаривает: