Праведники

Наконец они приблизились к дому рабби Фрейлиха. Это был обычный дом, ничем не выделявшийся на фоне остальных: с облупившейся краской на входной двери, с чуть покосившимся крыльцом. Но Уилл обратил внимание в первую очередь не на это, а на надпись над входной дверью: «Мессия грядет».

Если бы они с Тишей были сейчас в студенческом общежитии, он бы нисколько не удивился, но они стояли перед домом взрослого человека, одного из предводителей нью-йоркских хасидов. Нет, ребяческой шалостью тут и не пахло. Здесь пахло чем-то другим…

Фанатизмом.

Тиша решительно постучалась, и почти сразу они уловили за дверью какое-то движение.

— Вер ис? Ви хайсту?

Идиш, догадался Уилл.

— Это Това Шайя Либерман, рабби. Саконо.

— Что? Что ты сказала?

— Я пришла сказать, что над всеми нами нависла опасность.

Дверь тут же открылась, и на пороге показался тот, с кем Уилл уже имел несчастье общаться, но лица которого до сих пор не видел. Фрейлих оказался крепким мужчиной среднего роста, с суровым властным лицом. У него была рыжая, аккуратно подстриженная бородка и дорогие, в тонкой оправе очки. Он чем-то походил на управляющего небольшой компанией. Увидев Уилла, он тотчас узнал его и поначалу опешил. Однако тут же взял себя в руки и глухо произнес:

— Входите.

Они вновь оказались на кухне, где было много книг. Впрочем, комната была гораздо просторнее, чем у Мандельбаума, и выглядела уютнее. Уиллу сразу бросились в глаза несколько номеров «Нью-Йорк таймс», «Атлантик мансли» и «Нью рипаблик». Были здесь и подшивки газет на иврите.

— Рабби, полагаю, вы уже знакомы с Уиллом Монро.

— Да, мы встречались.

— Представляю себе, как вы удивились, увидев меня посреди ночи на пороге вашего дома… После стольких лет… Клянусь, еще неделю назад я и не собиралась возвращаться сюда. И ни за что не стала бы вас беспокоить, если бы не Уилл. Он мой хороший друг. У него похитили жену, и он обратился ко мне за помощью. Мы с Уиллом давно знакомы. К слову, он еще вчера не подозревал о том, где я родилась и выросла… — Тиша сделала короткую паузу, собираясь с мыслями. — Похоже, теперь мы догадываемся, что происходит. Мы потратили немало времени и сил на то, чтобы понять это.

Рабби Фрейлих спокойно слушал, не делая попыток прервать Тишу.

— Погибают лучшие из нас. Сначала Говард Макрей из Браунсвилла, потом Пэт Бакстер из Монтаны, затем Самак Сангсук из Бангкока и, наконец, этот британский министр… Кертис. Кто-то ведет охоту на праведников, не так ли, рабби? Кто-то убивает цадиков…

— Боюсь, что так, Това Шайя. Боюсь, что так.

Уилл не ожидал от него такого ответа. Откровенно говоря, он думал, что рабби начнет юлить и выкручиваться, одновременно пытаясь вытянуть из него и Тиши все, что им известно. А он…

Его вдруг поразила страшная мысль. А что, если рабби понял, что Уилл и Тиша действительно раскрыли заговор, и теперь ему ничего другого не остается, кроме как заставить их замолчать? Навечно… Дьявол, они сами позволили заманить себя в эту ловушку! Ему даже не потребовалось призывать на помощь человека в бейсболке, убившего Каху Каладзе. Уилл и Тиша сами сделали за него всю работу! Господи, ну почему, почему они такие наивные? Неужели им трудно было подумать об этом заранее?..

— Это заговор… — проговорил рабби, и Уилл невольно вздрогнул. — Заговор с целью устранения тридцати шести избранных. Отчего-то он начал осуществляться именно в эти дни, в декаду Покаяния — самое священное время в году. Первые убийства были совершены во время рош хашана, и воистину это было только начало. Те, кто стоит за этими преступлениями, решили, что именно в эти дни место убитого праведника не сразу займет новорожденный. Может быть, им удалось отыскать что-то такое в наших священных книгах. Я не знаю. Возможно, действительно есть некий период безвременья, между Новым годом, когда имена всех людей заносятся в Книгу жизни, и Днем всепрощения, когда эти записи приобретают законченный вид. Возможно, в декаду Покаяния мир наиболее уязвим. Кто бы ни стоял за этими убийствами, но они все точно рассчитали и хотят закончить свое черное дело до захода солнца завтрашнего дня, когда завершится Йом Кипур. — Он как-то очень пристально посмотрел на Тишу. — Честно говоря, не думал, что тебе удастся во всем этом разобраться, Това Шайя. Впрочем, ты всегда была одаренной девочкой. А вы… — он повернулся к Уиллу. — Я отдаю должное вашей настойчивости и упорству.

«Пошел ты…» — подумал Уилл.

— Мы сами разобрались во всем только несколько дней назад. С тех пор я молюсь за этот мир, и сердце мое замирает от ужаса при мысли о том, что с ним может случиться. Кто-то посмеется над нами, сказав, что мы испугались сказок. Но сказки, которые восходят к временам Авраама, нашего прародителя, перестают быть просто сказками. Сказки, насчитывающие тысячи лет, заслуживают того, чтобы к ним относились серьезно. Те, кто убивает праведников, хотят проверить: сбудется ли древнее пророчество? Если нет, все мы вздохнем с облегчением. А если сбудется?

Рабби нервно барабанил костяшками пальцев по столу.

«В тебе умер настоящий актер…»