Праведница

Повисла натянутая тишина. Арджун моргнул раз. Затем второй, продолжая сохранять непроницаемое выражение лица. Лорд Вир улыбнулся. Что-то в этом фейри напоминало Пиппе отца ее жениха Фобоса. Будучи сыном известного политического деятеля, Реми Девере с детства верил, что имеет право заполучить все, чего только ни пожелает. Он часто брал что-то без спроса. Готов был сражаться и отдать любую цену за победу, лишь бы иметь все и сразу. Держал родных в ежовых рукавицах.

Фейри-лорд и Арджун Десай обменялись опасными, как заточенный кинжал, взглядами.

– Ну уж нет, Вир, – произнесла женщина с драгоценными когтями, недовольно надув губы. – Ты всегда получаешь все самое веселое. Эта девчонка моя.

Пиппа побледнела, услышав, что фейри называет происходящее весельем.

– Пожалуйста, я…

– У тебя нет воображения для подобного рода занятий, Инайя, – ухмыльнулся Вир. – Ты явно не умеешь танцевать, а что насчет пения? – поинтересовался он у Пиппы.

Она сглотнула, затем покачала головой.

– Какая жалость! – Он вздохнул. – Если ты не умеешь ни петь, ни танцевать, нам придется придумать что-то другое, чтобы занять твое время. – Он рассмеялся. – Уведите ее в мои покои. – Он махнул рукой, подзывая воинов в серых мантиях, держащих в руках сверкающие копья, и его хватка на руке Пиппы ослабла. – И избавься от этой железной дряни, напоминающей талисман.

– Нет, – сказала Пиппа, вырвавшись. До того как кто-либо успел моргнуть, она содрала один из кинжалов с ремня лорда-фейри, стоящего рядом. – Я никуда с вами не пойду.

Один из воинов в серой мантии предостерегающе выставил копье. Хрупкая юная девушка с длинной косой темных волос и воинственным лицом.

– Опусти клинок, смертная шавка! – сказала она.

– Нет, – ответила та. – Не опущу. – Она взмахнула кинжалом, точно шпагой, у правого бока девушки, встав в боевую позу, и медленно обвела клинком всех, кто стоял вокруг нее, – предупреждая, чтобы никто не посмел подойти. Так госпожа Иган и учила Пиппу много лет назад.

– Как… забавно, – сказал лорд Вир. – Йури, полагаю, эта шавка думает…

– Ты все портишь, – заявил Арджун с затяжным вздохом. Он подошел к Пиппе, оттолкнув стражницу в серой мантии. Подошел достаточно близко, чтобы Пиппа могла достать его клинком. На мгновение она задумалась, а не вонзить ли кинжал ему в спину, и гнев горячей волной разлился под кожей. – Это и правда один из твоих величайших талантов, лорд Вир, – добавил Арджун. – Все портить.

– О чем это ты, дворняжка? – процедил сквозь зубы фейри.

– Причина, по которой девчонка прибыла сюда, заключается в том, что она хочет познакомиться с моей матерью, – сказал Арджун, уставившись на Пиппу немигающим взглядом. Он обращался к толпе без тени сомнения.

И он просил Пиппу ему подыграть.

– И ты все нам испортил, Вир, – продолжил Арджун, – а ведь мы просто хотели преподнести всем сюрприз, сообщив новость. – А затем он улыбнулся Пиппе с такой теплотой, что она сумела лишь вытаращиться на него в растерянности.

«Новость? Какую новость?» – Ей стало не по себе.

Арджун кивнул.

– Она не может быть твоей. Потому что она моя. А я ее.

«Чего?» – Пиппа чудом удержалась от изумленного вопля.

– Мы собираемся пожениться, – сказал он. – Филиппа Монтроуз – моя невеста.

Мне не случалось ни читать, ни слышать… Чтобы когда-либо струился мирно поток любви

«СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ», УИЛЬЯМ ШЕКСПИР

Внезапно в Беседке плюща повисла тишина. Все бранные слова, какие Арджун только мог припомнить в этот момент, угрожали сорваться с его губ. Ему хотелось кричать, но он молчал, и гнев душил его, сдавливая грудь.

Ему хотелось броситься прочь. Хотелось укутать Филиппу Монтроуз в свою теплую мантию и унести подальше отсюда… А потом бросить к берегам бурной реки Миссисипи и потребовать объяснений. Как она могла совершить подобную глупость? Как могла отправиться следом за ним в портал между мирами? Неужели у нее не возникло предчувствия опасности? Неужели она обитала в мире света и любви, где потрескивающий огонь в камине греет душу, не замечая мрака реального мира?

Эта треклятая мемсахиб [56] со своим треклятым английским чаем на завтрак.

«Немыслимо!» – чуть не закричал Арджун.

Ему хотелось не просто прочитать ей нотацию. Впервые в жизни он понял, что имел в виду отец, когда говорил, что не помешало бы хорошенько отлупить сына.

Эмоции захлестнули Арджуна. Ему хотелось кричать. Хотелось крушить все вокруг.

«Тоска. Абсолютная тоска».

Он выпрямил спину. Приказал захлестывающим эмоциям отступить. Арджун снова поднес монокль к левому глазу и уставился на Филиппу Монтроуз сквозь заколдованную линзу. Оранжевая растерянность облаком окружала ее. А еще в ней был закатный оттенок страха, пронизанный чистейшей белой уверенностью в своей праведности. И… что странно… были проблески ярко-красного гнева.

Она злилась?