«Ночью я любил вставать на молитву, – вспоминал батюшка, – Все спят, тихо. Не страшно молиться, и молился я чаще о том, чтобы дал Бог мне свет разума на утешение родителям. И вот, как сейчас помню, однажды был уже вечер, все улеглись спать. Не спалось только мне, я по-прежнему ничего не мог уразуметь из пройденного, по-прежнему плохо читал, не понимал и не запоминал ничего из сказанного. Такая тоска на меня напала; я упал на колени и принялся горячо молиться. Не знаю, долго ли я пробыл в таком положении, но вдруг точно потрясло меня всего. У меня точно завеса спала с глаз, как будто раскрылся ум в голове, и мне ясно представился учитель того дня, его урок; я вспомнил даже, о чем и что он говорил. И легко, радостно так стало на душе. Никогда не спал я так спокойно, как в ту ночь. Чуть рассвело, я вскочил с постели, схватил книги и – о счастье! – читаю гораздо легче, понимаю все, а все, что прочитал, не только понял, но хоть сейчас и рассказать могу. В классе мне сиделось уже не так, как раньше: все понимал, все оставалось в памяти. Дал учитель задачку по арифметике – решил, и учитель похвалил меня даже. Словом, в короткое время я продвинулся настолько, что перестал быть уже последним учеником. Чем дальше, тем лучше и лучше успевал я в науках и в конце курса одним из первых был переведен в семинарию».
Суровая жизнь не убила в ребенке любви к людям, к природе. Природа по-прежнему говорила с Иваном Сергиевым «как друг и как учитель – о Боге, вечности и правде». На летние каникулы он возвращался домой. «Идешь сотни верст пешком, сапоги в руках тащишь: потому вещь дорогая. Приходилось идти горами, лесами; суровые сосны высоко поднимают стройные вершины. Жутко. Бог чувствуется в природе. Сосны кажутся длинной колоннадой огромного храма. Небо чуть синеет, как огромный купол. Теряется сознание действительности. Хочется молиться, и чужды все земные впечатления – и так светло в глубине души…».
В семинарии Иван Сергиев был старшим над архиерейскими певчими – самой некультурной, распущенной частью бурсы[5]. Выдержки требовалось много… И следовало запастись знаниями, хотя было еще неизвестно, к чему придется применить их. Кончил он семинарию первым учеником. За блестящие успехи Иван Ильич Сергиев был принят на казенный счет в Санкт-Петербургскую Духовную Академию. Произошло это в 1851 году, и в том же году умер его еще не старый отец. Мать и сестры остались на попечении молодого студента.
Управление Академии предложило Ивану Ильичу занять должность писаря в канцелярии за девять рублей в месяц. Весь свой скудный заработок он отсылал домой. Письмоводительское место дало, кроме жалованья, еще и уединение. У студента появилась «своя» комната – благо, которого были лишены остальные. Эта комната стала местом первых молитвенных и подвижнических трудов праведника.
Студент Иван Сергиев очень любил гулять в академическом саду и там размышлять и молиться. Привычка совершать свое молитвенное правило под открытым небом сохранилась у него на всю жизнь. Беседовал он и с товарищами на высокие темы, в частности – о привлекавшей его на старших курсах мечте стать миссионером в далеких странах, например в Китае.
Особых, настоящих друзей у Ивана Сергиева не было. Театров и вечеринок он не посещал, все свободное время посвящал чтению. С благодарностью вспоминал отец Иоанн годы, проведенные в Академии: «При слабых физических силах я прошел три школы: низшую, среднюю и высшую, постепенно образуя и развивая три душевные силы – разум, сердце и волю. Высшая духовная школа имела на меня особенно благотворное влияние. Богословские, философские, исторические и разные другие науки, широко и глубоко преподаваемые, уясняли и расширяли мое миросозерцание, и я, Божией благодатью, стал входить в глубину богословского созерцания…».
На последнем курсе Академии Иван Сергиев отказался от своей мечты стать православным миссионером среди язычников. Он понял, что в христианском просвещении сильно нуждается и его родной народ. Несколько раз студент Сергиев видел пророческий сон: отчетливо являлся незнакомый собор, в алтарь которого он, священник, входит северными и выходит южными вратами. Посетив в первый раз Кронштадтский Андреевский собор, Иван Сергиев сразу узнал в нем храм, виденный во сне. Он понял, что Промысл Божий зовет его к пастырской деятельности.
И так случилось, что после окончания Академии в 1855 году Ивану Ильичу Сергиеву предложили место священника в Кронштадтском соборе в честь святого апостола Андрея Первозванного.
Ключарь собора протоиерей Константин Несвицкий по старости должен был уйти на покой, и, по обычаю того времени, наиболее желанным его заместителем мог бы стать человек, согласившийся жениться на его дочери. Иван Сергиев познакомился с Елизаветой Константиновной, сделал ей предложение и после окончания Академии обвенчался с ней.