– Ты можешь занять гостевую – свою старую комнату, – сказал я, направляясь за ней. Она замерла и недоверчиво взглянула на меня через плечо. – Любую комнату? Хочешь, я предоставлю тебе мою спальню? Там огромная кровать и окна выходят на солнечную сторону.
Моя спальня была поистине королевских размеров, кроме того к ней примыкала огромная гардеробная и своя лоджия, если Барбара согласится, я мигом освобожу комнату и наполню ее всем тем, чего пожелает Барбара.
– Я предпочту остаться в той комнате, в которой ты разместил меня изначально. Там по крайне мере никто не трахался. Никто кроме меня. – В ее голосе отчетливо слышались издевательские нотки, она пыталась манипулировать и заставить меня чувствовать вину. Но Барбаре не требовалось пользоваться этими приемами, ведь я сам готов был шагнуть в это болото, я был чертовски виноват перед ней.
– Перестань упрямиться. Все твои вещи уже в гостевой. – Она тяжело вздохнула и направилась к лестнице, по пути хватая одну розу и крутя тонкий стебелек в пальцах.
– Цвет ужасный, – морща нос, пробубнила она.
– Это твой любимый – розовый, – хмуро заметил я.
Барбара усмехнулась, снисходительно покачала головой и уронила розу на каменный пол.
– Это персиковый, Джефри. Я терпеть не могу персиковый. Но подам тебе идею, ты можешь отправить по букету каждой с кем спал, цветы не виноваты в том, что ты самый настоящий кретин. – С этими словами она ушла на второй этаж.
Ее слова подняли в моей груди волну раздражения, однако я не собирался отступать от задуманного. Но как же я смогу наладить с ней отношения, если даже не в состоянии отличить персиковый от розового?
Глава 23
Я устала.
Это не было преувеличением, я действительно чертовски устала. Я устала от обстоятельств, я устала от постоянных мыслей, курсирующих у меня в голове, но главным образом я устала от Фостера. Должно быть, моя несостоявшаяся смерть сильно повлияла на него. Я вернулась из больницы три дня назад и каждый из этих чертовых дней я видела перед собой его лицо и этот странный взгляд, который мне не удавалось прочитать.
Он преследовал меня! Ходил за мной по пятам, словно у него не было других занятий. Я могла выйти к завтраку в девять утра, а могла в двенадцать, неважно какое время я выбирала, он был в столовой, молча завтракал со мной, и отправлялся на работу. Думаете, на этом его странное поведение заканчивалось? Если бы! Вечерами я пропадала в семейном кинотеатре Фостеров и смотрела мультфильмы, и Джефри вдруг тоже просто необходимо было смотреть со мной мультфильмы.
И это еще было цветочками, сегодня Фостер перешел все границы.
Я проснулась среди ночи от холода и заметила тень у стены. Мне стало так страшно, что я вскрикнула и мгновенно села на постели, готовясь бежать прочь из комнаты.
– Тшш, не кричи, – попросила тень, поднимаясь с пола, и только тогда я смогла уловить в этом шепоте нечто знакомое.
Черт бы его побрал!
– Что ты здесь делаешь? – закричала я, прикрываясь одеялом, будто была обнажена, хотя на мне была пижама.
– Я…, – Фостер запнулся. Он возвышался над моей кроватью, словно огромный фонарный столб. – Ты странно дышишь после того как вернулась из больницы.
– У меня был отек гортани, мое ненормальное дыхание – норма. К тому же врач говорил об остаточном кашле. Почему ты решил прийти именно сегодня, я уже три дня дома?
– Я прихожу в твою комнату с самого первого дня, – пожал плечами он.
Меня перекосило от отвращения.
– С первого дня? Ты ведешь себя, как самый настоящий маньяк! – воскликнула я, не в силах сдержать в себе это возмущение. То есть он каждую ночь садится у моей постели и просто смотрит, как я сплю? О, боже, вдруг я храплю, а я наверняка храплю после отека носоглотки и гортани, вдруг пускаю слюни на подушку? Какой ужас! Это гораздо страшнее, чем если бы он был маньяком!
– Это не так, просто… Я переживаю и не могу спать, мне нужно слышать, как ты дышишь, мне нужно контролировать это.
Я прикрыла лицо руками и потерла глаза. Это было так чертовски нездорово, он походил на психопата. Однако беспокойные нотки в его голосе, которые он больше даже не пытался прятать, воспламеняли мое сердце и выпускали на волю чернокрылых бабочек.
И мне мгновенно захотелось растерзать их на кусочки. Я ведь злилась на него с того самого момента как пришла в сознание. Джефри буквально заставлял мое тело гореть от негодования, иначе почему мои щеки были такими горячими в этот момент? Я понимала, что он не подсовывал мне пирожные, он объяснил, что это сделала Челси, и пообещал, что я больше никогда не увижу ее. Он не убил ее, нет, просто изгнал из города. Но как можно было игнорировать тот факт, что именно он затеял эту жестокую игру? Согласись он без условий на брак, не начни издеваться надо мной, все было бы гораздо проще, а я не оказалась бы в больнице под трубками.
Но с другой стороны, он ведь меня спас. И мне следовало быть благодарной.