По моему позвоночнику пробежал холодок. Те секунды, когда я почувствовала первые симптомы анафилаксии, казались мне адом. Моя грудь горела огнем, словно кто-то вырвал парочку ребер и выжигал мои легкие, я не могла вдохнуть и чувствовала, что вот-вот отключусь. И я хотела отключиться, поверьте, это первое о чем вы подумаете, чувствуя нечто подобное. Но этого не происходило, и мне оставалось лишь терпеть и ждать когда для меня настанет конец. Страх был сильным, и глядя на лицо Фостера, искаженное в ужасе, я думала о том, что не выживу.
За всю мою короткую жизнь мне доводилось переживать подобное лишь раз, но тогда – в детстве приступ развивался медленно.
– Джефри, это была одноразовая акция, – нервно усмехнулась я, комкая под себя одеяло. Он переживает за меня, словно я небезразличная ему. Кто, в самом деле будет торчать у твоей постели ночью, вслушиваясь в дыхание? Точно либо маньяк, либо человек который боится, что ты умрешь, когда ты и так чуть не умерла у него на руках.
– Тебе смешно? – недовольно спросил он. Я потерла щеку, чувствуя вмятины от подушки на коже. Хорошо, что в комнате темно.
– Да. Наверняка я была похожа на помидор с закатившимися глазами и распухшим языком, – попыталась пошутить я, на что Фостер издал звук раздражения и приблизился к моей кровати.
– А мне ни черта не смешно, Барбара. Ты едва не умерла.
– Но не умерла же.
– Куда подевался твой бесконечный драматизм?
Я вздохнула и легла на подушку, поворачиваясь к нему спиной.
– Он очень устал и хочет спать, а сидя в темноте у стены с открытыми глазами, ты пугаешь меня, – пробормотала я, глядя на маленькую тумбу у кровати.
Я вспоминала все те немногие ночи проведенные в этой спальне и то, как Джефри пробирался и ложился ко мне. Тогда – пять лет назад он так сильно нужен был мне. И я ненавидела его за то, что все еще нуждалась в нем, как ни в ком другом. Он проник так глубоко, спрятался под моей кожей и не желал отпускать все эти годы. Я могла бы сказать, что не думала о нем, но это было бы самой большой ложью. Я постоянно сравнивала его с другими мужчинами, которых встречала на своем пути, и каждый из них проигрывал Фостеру. Это было так неправильно, я не могла по-прежнему испытывать чувства к нему, ведь это делало меня ненормальной и зависимой. Я должна была бороться с этим, как борются все люди со своими зависимостями. И я боролась, но впервые за долгое время у меня просто не осталось сил на борьбу.
Но я нуждалась, я так чертовски сильно нуждалась в своем мучителе.
А он не уходил, как и пять лет назад, стоял у моей кровати, словно потерявшийся щенок и не мог принять решения, не мог лечь без моего разрешения, не мог уйти, потому что не хотел этого.
– Если ты так переживаешь, то можешь лечь на другую половину кровати, – стараясь выразить своим тоном как можно больше безразличия, сказала я. – Но клянусь, если утром я проснусь в твоих объятиях, как в любом слащавом фильме о любви, то придушу тебя поясом от халата, Фостер.
Он молчал, а я, зажмурившись, сжимала одеяло у груди, чтобы он не забрал его. Хотя, вероятнее всего, он и не собирался, просто мое сердце в груди колотилось так сильно, что у меня тряслись руки, и я пыталась хоть как-то прекратить это.
Вторая половина матраца прогнулась под его весом, Джефри с кошачьей грацией опустился на кровать, придвигаясь ко мне слишком близко, настолько, что на задней поверхности шеи я чувствовала его теплое дыхание. Моя кожа покрылась мурашками, а когда его запах окутал меня, я едва не замычала от переполнившего мою грудь трепета. Его рука своевольно легла на мою талию, и Фостер прижал меня к себе.
– Я же сказала!
– Ты говорила про утро, но ничего не сказала про ночь.
– Это и ночи касалось, – буркнула я, ожидая, что он скажет мне что-то в ответ, но вместо этого почувствовала, как Джефри вдыхает запах моих волос, а его губы прижимаются к моей макушке. Я пыталась заставить себя оттолкнуть его, но не смогла. На моих губах появилась маленькая улыбка, а рука накрыла его руку.
– Спасибо, – пробормотала я, надеясь, что он еще не успел уснуть.
– За что?
– За то что быстро доставил меня в больницу. – Я нервно сглотнула и уставилась в темноту. Как я могу быть безразлична ему, если ради спасения моей жизни, он бежал от шоссе до больницы? – Прости. Я была зла и напугана, а еще была отекшей и туго соображала. Я сорвалась на тебя, хотя не должна была.
– Что происходит? Зеленые человечки похитили тебя и заставляют извиняться? – Над моим ухом пронесся его бархатный смех.
– Заткнись, – буркнула я, толкая его локтем в живот. – Это только на сегодня. Завтра я снова буду ненавидеть тебя.
– Сколько угодно, Барби, только не смей умирать.
Я фыркнула, выражая свое недовольство, надеясь, что за всем этим он не заметит реакции моего тела на его член, прижатый к моей заднице, и реакции моего сердца на его руку, нежно поглаживающую мою талию и живот.