– И именно поэтому я выпишу тебе чек, – бросил он, прежде чем мы сели в машину и отправились домой.
Он пытался заговорить со мной в дороге, но я была так поглощена своими собственными раздумьями, что даже не вслушивалась в его слова. Этот факт, ах да, еще то, что Джефри оттрахал меня мадлером, а затем и своим членом в винном погребе Роланда Круза сразу после того как признался в стольких вещах, вызывал во мне странное чувство опустошения. Я не могу уверять, что после его слов почувствовала холод, вовсе нет. Наоборот, это было такое обжигающее тепло, что я удивлялась, как еще мое сердце не превратилось в уголек, но я сталась сдерживать этот пал на маленькой территории и не позволять ему охватить все живое, что еще было во мне.
– Барбара, может, уже пойдем в дом? – спросил он, и тогда я оглянулась и поняла, что мы остановились на подъездной дорожке особняка.
– Это ничего не меняет, – не глядя на него, сказала я. Его тяжелый выдох коснулся моей все еще влажной от пота шеи и зашевелил растрепанные волосы.
Мне так хотелось услышать правду о его чувствах. Я готова была пойти на все, чтобы заставить его открыться, ощущение победы всегда было одним из моих любимых наслаждений в жизни. И я думала ровно до момента, когда заставлю его признаться. Но что делать после, я понятия не имела.
– Это меняет все.
– Тогда давай поговорим.
– О чем? – моментально вспыхнул он.
– О прошлом, о тебе и обо мне.
– Черт возьми, Барбара, почему мы не может просто забыть все, что произошло, и двигаться дальше? – Я повернула голову, встречаясь взглядом с его горящими от недовольства глазами. На секунду мне показалось, что в них промелькнула печаль.
– Когда решишь наконец поговорить о прошлом, ты знаешь, где меня найти, – бросила я, прежде чем сбежать из машины.
Глава 27
Следующая неделя пролетела слишком быстро. С утра до вечера я пропадал в своем кабинете, несколько важных встреч и очередные переговоры с Поултером, которые не принесли никаких результатов, ведь тот не торопился вкладывать свои деньги в компанию, которая, по его мнению, была на последнем издыхании.
– Как только наследница Эванса вступит в законные права, тогда я и подумаю о покупке акций, – отвечал он каждый раз, стоило мне заговорить об «Эванс-Фостер Энергетик». Мой план был чрезвычайно прост: выкупить акции пешек Джонсона – людей, что заглядывали ему в рот, но сами не имели совершенно никакого права голоса. Я мог бы сделать это сам, да вот только мне они никогда не продадут их без одобрения Джонсона, а такому крупному бизнесмену как Поултер, которого Джонсон может счесть достойным партнером – возможно. Но Поултер нужен был мне сейчас, ведь когда Барби станет владелицей всего того, что оставил ей отец, помощь людей со стороны будет мне ни к чему.
Кстати о Джонсоне, скользкий ублюдок стал что-то подозревать, который раз он пытался выведать у меня информацию о наследнике Эванса, кретин даже не знал, что у Эванса есть наследница, а не наследник, но это не меняет сути. Он не глуп и совсем скоро, копнув где нужно и сложив два и два, поймет, что наследницей Эванса является сумасбродная истеричка в странном головном уборе, явившаяся однажды в офис и испортившая мою презентацию. Именно поэтому после каждого собрания совета, я предпочитал отмахнуться от его назойливых вопросов занятостью, а затем сразу же отправлялся в свой кабинет.
Но напряжение, что я испытывал в собственной компании не сравнится с напряжением в собственном доме.
Особняк Фостеров вообще никогда не был для меня родным, я чувствовал себя здесь чужим, и несколько лет назад отец узнал об этом, потому что я сам сказал ему. Именно поэтому меня удивил этот пункт завещания. Почему он не оставил особняк Джемме или Мейсону? Почему я? Хотел таким образом показать мне, что дом всегда был моим? Я не знал ответа. Именно из-за нескончаемых вопросов в моей голове и мрачной тишины поместья я предпочитал подолгу пропадать в компании и возвращаться домой только чтобы поужинать и лечь спать. И это состояние не покидало меня долгие годы, даже когда возвращался Мейсон или моя мама, когда Джемма решала навестить дом, никто не мог заставить меня хотеть возвращаться в особняк, никто кроме нее. Ведь с появлением Барбары я стремился домой, даже в те дни, когда испытывал одну лишь злость. Невольно сворачивал свои дела раньше, чтобы приехать до захода солнца и случайно застать ее в коридоре, на кухне или в гостиной, а лучше всего в конюшне.
Я любил наблюдать за ней издалека. Когда она, променяв свои платья и туфли на удобную одежду для занятия верховой ездой, садилась в леваде на песок и позволяла Герцогине лечь рядом и уложить на колени Эванс свою голову. Я видел, как ее рот открывался, пока она говорила с лошадью. Барбара вываливала на свою подружку все проблемы, тогда как со мной едва разговаривала, даже после моего признания. Барбара избегала меня, и это не то, чего ожидаешь от девушки, поведав ей о своих чувствах.