– Я знаю, что ты любил меня, знаю, как сильно ты хотел счастья для меня. Я понимаю, что у нас с тобой было разное понятие счастья. – Мне показалось или ее голос понизился на несколько тонов? – Но я злюсь. Я так сильно зла на тебя. За то, как ты поступал с мамой, за твое предательство, за то, что ты хотел выдать меня за какого-то индюка, словно я была товаром! За то, что ты приказывал мне, как жить, и не принимал других вариантов, за то, что поставил Пейсли выше меня, за то, как ты поступал с людьми, с Дорис и с Джефри! – ее голос становился все громче и громче, пока не перешел в крик. Она судорожно всхлипнула, и это едва не раздавило меня, она плакала. Я дернулся, ведь моим нестерпимым желанием было подойти и увести ее, я не мог стоять и смотреть на то, как она терзает свое сердце, но и не мог подойти, ведь тогда в очередной раз могу стать тем, на ком она сорвет этот гнев. Ей не понравится то, что я проследил за ней.
Дождь усилился, серо-синее небо озарила вспышка молнии. Барбара даже не взглянула наверх, не попыталась уйти, почему она все еще сидит там? Дождь барабанил по ее макушке и плечам, бежевая ветровка с пышными рукавами стала мокрой, некогда уложенные волнистые волосы распрямились и облепили ее спину.
Черт возьми, Барбара, не сиди под дождем.
Очередная вспышка разрезала небо, последовал гром.
– Я злюсь на тебя, Оливер Эванс, за то, что ты составил это ужасное завещание, и я злюсь за то… за то, что ты умер! – Она вонзила пальцы в рыхлую землю, и еще не принявшийся покров газона, которым застелили могилу Эванса. – Да. Именно так. Ты умер, и мне некому высказать это, мне некого винить, потому что во всем этом виноват только ты, а тебя больше нет!
Мою грудную клетку разрывало от жалости. Я больше не мог смотреть на это, пусть она сорвет свой гнев на мне.
У нее не осталось близких людей, но она не одна, у нее есть я, и мне хотелось, чтобы она знала это.
Я направился к ней, на ходу скидывая с плеч джинсовую куртку.
– Но я прощаю тебя. И хочу, чтобы ты простил меня. Мне не следовало уезжать, я не знала, что ты нуждаешься во мне. Мне жаль, что я все разрушила, это я виновата в том, что ты умер, я виновата в твоей депрессии, только я. – Она вдруг принялась стучать руками по земле, словно обезумевшая. И тогда я опустился позади нее и прижал ее дрожащее тело к своей груди. Она начала вырываться, содрогаясь от судорожных рыданий. Ее одежда промокла насквозь, руки были испачканы землей.
– Перестань, Барбара. Хватит, малышка, – прошептал я, заворачивая ее в свою куртку и прижимаясь губами к ее уху, отчего ее рыдания лишь усилились. Ее грудь дрожала, Барбара хватала воздух, словно задыхалась.
Молния пересекла небо, оставляя после себя зловещее громыхание. Я осел на землю, прижимая Эванс к своей груди, в которой медленно разрасталась дыра. Я мог исправить многое, но мне не под силу было вернуть ее отца, и эта немощность заструилась болью под моей кожей.
Острые ногти впились в мои руки, Барбара вывернулась и взглянула на меня, лицо ее было искажено от истерики, слезы смешались с дождем, весь ее макияж размазался, но я не мог оторвать взгляда от ее лица. Я был готов к тому, что она ударит меня, ведь я как никто подходил на роль того, на ком она могла сорвать весь свой гнев. Но вместо того, чтобы выплеснуть на меня свое горе, она вдруг бросилась ко мне и прижалась к моей груди, хватаясь за мою вымокшую футболку с таким отчаянием, словно я был единственным, в ком она видела свое спасение.
– Это я виновата, я все испортила, из-за меня он умер, из-за меня он лежит в земле! – кричала она, всхлипывая и дрожа от холода и дождя. Я прижимал ее к себе так сильно, что чувствовал своей грудью ее бьющееся сердце и с ошеломлением осознавал, что мое сердце билось в так ее: так же быстро, так же отчаянно, так же купаясь в боли.
– Ты ни в чем не виновата. Твой отец был взрослым человеком, он сам нес ответственность за своим поступки, прекрати винить себя. Дети не виновны в грехах родителей.
– Я виновата, виновата, – она продолжала всхлипывать, и каждый истошный звук, вырывающийся из ее горла, заставлял меня покрываться колючими мурашками. – Виновата. Я виновата. – Барбара продолжала причитать, она повторяла одно и то же, совершенно не слушая меня, и когда небо озарила новая вспышка, я решил, что пора уводить ее отсюда. Я поднялся сам и взял ее на руки, стараясь как можно скорее добраться до машины, где я смогу согреть ее и отвезти домой.
Глава 28
Вот уже пять минут я стоял в проходе, прислонившись к косяку двери, и наблюдал за ней.