Погода в тот день была дождливая. Черные тучи затянули небо, высокие ели закрывали весь обзор, видимость была отвратительная. Охота на кабана определенно не была одной из моих любимых, но отец и Оливер выбрали именно ее. Джемма предпочла остаться в охотничьей усадьбе, она и нас уговаривала, но почему-то в тот день никто не послушал ее. Для меня нахождение в закрытом пространстве с людьми, которые презирают меня, и давно перестали это скрывать, было адом. Не то, чтобы это как-то задевало меня, с самого раннего детства я привык к подобному пренебрежению, мне просто было жаль – жаль тратить свое время на тех, кто не нуждался в этом. Но было еще кое-что.
Я постоянно искал проблемы.
Разогнать тачку до предела, чтобы проверить, сколько выдержит малыш «Мерседес»? – Стабильно, два раза в месяц. Парашют, параплан, освоить мотоцикл и в первый же день после его покупки поучаствовать в уличных гонках? Обычное развлечение. Это был не просто экстрим, это была глупость, смешанная с отчаянием. Я ходил по краю жизни, раз за разом рискуя сорваться в пропасть. Мне нужны были эти эмоции, в противном случае я подолгу оставался наедине с собой. А этого ублюдка внутри меня не назовешь отличным собеседником, ведь он при любом удобном случае напоминал мне о том, что моя мать – в прошлом стриптизерша, а сейчас просто отвратительная женщина, которая спит с огромным количеством мужчин и с наслаждением разбивает семьи. Мой отец, прожив достаточно долгую жизнь, по-прежнему был эмоционально незрел, труслив и не способен брать на себя ответственность за собственные поступки. Ведь вместо того, чтобы поговорить со своими сыновьями начистоту, признаться им в любви и извиниться за то, что был чуть лучше, чем совсем дерьмовым отцом, он устраивал охоту – бессмысленное занятие, если речь идет о примирении семьи.
Разве можно полюбить ребенка, который взял от таких родителей все самое худшее?
Теперь понимаете, почему я не хотел оставаться наедине с собой? Вот и в тот день я был одним из инициаторов похода, я готов был часами ходить по местности населенной кабанами при затрудненной из-за дождя видимости и слышимости. Это была первая ошибка.
Мы разделились, чего нельзя делать даже при хорошей погоде и отличной видимости. Наши отцы не раз пренебрегали правилами, а для нас это было обыденностью, поэтому никто и не решил возразить. Отец настоял на том, чтобы я и Мейсон остались с ним, Эрни и Оливер направились на запад. Это стало второй ошибкой.
– Ты спешишь, надеюсь, потому что, через сто метров есть потрясающий обрыв? – бросил мне в спину Мейсон, ведь они оба едва поспевали за мной, а мне всего лишь хотелось держаться от них на расстоянии.
– Знаешь, до меня доходили слухи, что ты лучший аутфилдер университетских «Флоридских Тигров», но сейчас ты плачешься и просишь меня идти медленнее. Может, перейдешь в балетный класс, Мейси? – спросил я, даже не оборачиваясь.
Мейсон прицепился ко мне с самого утра, возможно, всему виной визит моей матери, случившийся накануне, и ее ссора с Джеммой. Возможно, стоило винить молчаливость и отстраненность Дэниела, который не встал ни на одну из сторон в споре любовницы и жены, а может, Мейсон разозлился, когда утром я пихнул его плечом.
– Как ты меня назвал?
– Так, как следовало назвать тебя еще в родильном доме.
– Мы поссорились, – сказал я Барбаре, все еще ощущая холод дождевых каплей и стойкий запах леса: хвои и сырости земли. – Мейсон начал, я подхватил. На самом деле, в то время мне нужно было слишком мало, чтобы сорваться на младшего брата. Завязалась драка, в результате которой мы оба оказались на земле. Я бил, он бил, тогда это было обыденностью. Он придавил мою шею ружьем, я пытался сбросить его с себя, но вдруг раздался выстрел.
– Нет, неужели…? – Барбара не договорила, зажала руками рот. Яркий свет от экрана заставлял ее глаза блестеть, а значит, она едва сдерживала слезы. Она догадывалась.
– Отец хотел разнять нас, но не успел даже подойти. Раздался громкий шум – выстрел, и мы с братом замерли. Краем глаза я заметил, как отец упал, на ярком неоновом жилете росло красное пятно.
– Мейсон выстрелил в Дэниела?
– Случайно. Это была чудовищная и глупая случайность. Должно быть, он нажал на спусковой крючок, а ствол ружья был направлен как раз в сторону отца.
Когда Мейсон увидел, что натворил, вернее, мы оба натворили, его лицо побелело. Отец рухнул на землю, а я сделал первое, что пришло мне на ум, в два счета оказался рядом с ним, стянул свой жилет и зажал его рану.
– Вызови помощь! – заорал я на брата. В кармане его куртки была рация, у каждого из нас была такая, ведь связи в лесу не было. Мейсон будто остолбенел, остекленевшими глазами он смотрел на нас и не двигался. – Твою мать, Мейсон! Вызови помощь, сообщи Эвансу. Быстрее!
Брат быстро закивал, словно его шею заклинило, но послушал меня. Достал рацию и срывающимся голосом вызвал Эванса, рассказал ему о случившемся, и Эванс ответил, что приведет помощь.
– Ты слышал? Они скоро будут, они залатают тебя.