Правила Барби (СИ)

– Я знал, что найду тебя здесь. – Барбара обернулась. В темноте я не мог разглядеть ее глаз, но был уверен, что они все такие же красные, как и несколько часов назад.

– А где еще, если каждый вечер я смотрю здесь мультфильмы? И ты тоже смотришь, между прочим.

– Нет, я не смотрю.

– Но ты всегда рядом.

– Но смотрю на тебя, Барбара, это же очевидно.

– Для меня нет.

Она похлопала рукой по дивану, приглашая меня присоединиться к ней. Я с большим удовольствием принял ее приглашение.

– Знаешь в чем отличие реальной жизни от иллюзорной, которую дарят книги и фильмы? – вдруг спросила она, своим вопросом поставив меня в тупик. Я отрицательно дернул головой. – В иллюзорной мистер и миссис Смит вместе, в реальной они полощут имена друг друга в прессе и судятся из-за детей. Именно поэтому я не верю в сказки с детства. Но иногда так хочется создать для себя иную реальность.

– Не все случаи, такие как у них.

– Я говорю не обо всех, но о большинстве.

Она сидела в полуметре от меня, подобрав под себя ноги, в огромном черном мужском свитшоте. Это был мой свитшот, который я оставил возле душевой. В скромном гардеробе Эванс из домашних вещей был только маленький шелковый халат, в котором она любила щеголять по дому, но который совершенно ее не согреет, а согреться в моих объятиях она наверняка не пожелает.

Ее зубы больше не стучали от холода, она приняла душ и высушила волосы. На ее щеках наконец-то проступил румянец, и в целом она выглядела неплохо для человека, у которого случилась истерика у надгробия покойного отца. Меня беспокоило то, что последние полчаса она озвучивала каждую реплику мультфильма «Леди и Бродяга», но это, пожалуй, было мелочью, к тому же мне нравилось слышать ее голос. Все, что угодно, только бы она не плакала.

– Ты следил за мной до кладбища? – Ее голос приобрел жесткие нотки, и я не сразу понял, что эти слова не были очередной репликой из детского мультфильма.

– Не следил, просто решил приглядеть за тобой, – попытался оправдаться я, но когда Барбара повернула голову в мою сторону и одарила меня сердитым взглядом, сдался: – Ладно, да. Я следил, потому что думал, что у тебя снова есть какие-то отношения с моим братом. А все твои походы на кладбище оканчиваются так?

Она снова приковала взгляд к экрану, вымученная улыбка завладела ее губами.

– Нет, просто в этот раз моя нервная система подвела меня. Ты не должен был видеть этого. Никто не должен видеть меня такой слабой. – Я пододвинулся к ней и совершенно не подумав, взял ее за руку. Она замерла, опустила взгляд.

– Я хочу видеть тебя любой, и ты должна понимать, что я не осужу тебя за твои чувства и эмоции, – несдержанно признался я, и когда понял, что в очередной раз приглашаю ее коснуться моего сердца, хотел отстраниться, но она успела сжать мою руку своими холодными пальцами. Я медленно поднял взгляд на ее порозовевшие щеки, на искусанные губы, которые замерли в подобии улыбки, и остановил его на ее лазурных глазах. Они больше не были стеклянными и безжизненными, впервые за пять лет я смог увидеть в них искру доверия.

Черт возьми.

Это дает даже больше удовольствия, чем секс.

Она хотела доверять мне, и черта с два я подорву ее доверие снова.

– Мейсон рассказал мне, где похоронили моего папу. Я недавно начала ездить туда, с одной стороны, мне становилось легче, но с другой… Это все очень тяжело воспринимать. Он делал нехорошие вещи в прошлом, и в тот момент, когда я покидала дом, я ненавидела его. Я не могла общаться с ним после того, что узнала, мне казалось, что я предаю маму, ведь он поступил с ней отвратительно. – Она вздохнула и устало опустила голову на спинку дивана, я переплел наши пальцы, позволяя ей почувствовать мою поддержку. – Я не знаю, что мне можно, а что нельзя чувствовать. Он умер, и я скорблю, но кроме этого, я ненавижу своего отца и корю себя за эту ненависть.

Эванса было сложно не ненавидеть, я пытался делать это многие годы, но тщетно.

– Нет «правильных» и «неправильных» чувств. Это жизнь, и вся ее прелесть в хаосе и свободе. Твоя скорбь делает тебя живой в равной степени, как и твоя ненависть. Ты не обязана подавлять то, что чувствуешь. И уж точно не стоит винить себя за то, что ты живой человек. – Я поднес ее руку к своим губам и мягко поцеловал оледеневшие костяшки пальцев. Я не осознавал, что делаю, даже не задумывался. Мне нужно было смотреть на нее, касаться Барбары, только тогда мир приобретал яркие краски.

– И я так горела желанием доказать ему, что могу быть собой. Я думала, что сумею прославиться, и тогда я вернулась бы домой, я сказала бы ему, что справилась, хоть он и не верил в меня. Ты понимаешь?

– Думаю, я понимаю тебя лучше других. С момента моего появления в «Эванс-Фостер» мне приходилось работать так, чтобы мой отец даже мысли не допустил о том, что я могу оказаться плох в этом деле, – признался я, поглаживая ее пальцы. Когда она уехала, мой мир перевернулся, я с головой ушел в работу, я вырабатывал все положенные часы, а к вечеру прибавлял еще столько же.