Правила борьбы

К счастью, снаружи их не было слышно, иначе летели бы снова ботинки и маты, а они все равно бы их не слушали, трахаясь и целуясь до полного исступления, чтобы потом без сил лежать на полу и курить, снова одну сигарету на двоих.

Глава 39. Настоящее бесстрашие

Засыпать на груди у любовника – это глупое удовольствие, по крайней мере, так думал Виту до этого дня. Все у него обычно заканчивалось одинаково. Потрахались – спасибо, до свидания, я помню где выход.

К себе он никого не водил. Его маленькая квартирка была логовом физика и не терпела ничего лишнего. Гостиная, она же кабинет, хранила дипломы, сертификаты, патенты. Там же рядом в рамках на стене висели обложки некоторых престижных журналов. Они говорили не о Витуре Калибане, а о его двигателях и показывали их. Распечатывать с любовью фото своего детища, зловеще пойманного в кадр фотографом, он любил, а вот показывать эти фото каким-то левым людям – не очень. В спальне в той же квартире все было создано для отдыха, а на стене рядом с кроватью висела сенсорная стена, на которой можно было писать прямо пальцем. Под этой стеной Виту порой просто лежал, глядя на формулы. Это было куда понятней удовольствия спать на чьем-то плече, а с Кастером, болтая ни о чем, он просто нагло забрался на парня и, слушая его ответы, закрывал глаза.

Это было забавно подложить руки под голову, прямо у него на груди, чувствовать, как бьется чужое сердце, ощущать полувозбужденный член в районе собственного живота, пинаться коленом, чтобы устроить поудобней ногу, и видеть, как на загорелом лице появляется смущенный румянец. Голос у Кастера менялся, и он осторожно прижимал его к себе, посмеиваясь.

Эти глупые нежности, совершенно бессмысленные, успокаивали. Витура это удивляло. Нэйтан любил его трогать, особенно во сне. Засыпать с его рукой на бедре или заднице было нормально когда-то, а потом было мерзко. Даже живя с кем-то, Виту предпочитал спать отдельно и после секса перебираться в гостевую спальню или на диван в гостиной, да хоть на пол. Только со своим подонком начальником Виту все же согласился оставаться в огромной постели, потому что тот не любил прикосновения, да и секс с мужчинами, как теперь было ясно, не любил, но теперь все это значения не имело.

Кастер рассказывал что-то о Пекле, вроде как устрашающее, а Виту растекался по нему довольной плавленой массой и засыпал, совершенно неожиданно оказываясь в самом страшном и до боли знакомом сне.

– Мама, – шептал он очень тихо, спускаясь по лестнице в темноте.

Это было трудно. Ступени были огромными, приходилось цепляться за толстые колонны перил, а еще никак нельзя было отпустить плюшевую собаку, потому что ей тоже было страшно.

– Мама, – снова звал он очень тихо. Громко звать было страшно.

Страшно было даже дышать. Она никогда не оставляла его. Она всегда была рядом, или он всегда знал, где она. Без нее весь мир превращался в страх, а из гостиной при этом доносились страшные зловещие звуки – скрежет, хрипы, рычание, что-то такое неизвестное, дикое, и в движении теней виделись монстры страшных сказок.

Звать уже сил не было, и страх сковывал ноги.

Здесь он всегда просыпался, вскакивал в холодном поту, не понимая, что это за глупости. Сколько он себя помнил, ему снились эта лестница и тени, свет из-за двери, но понять он ничего не мог. Ясным был только всепоглощающий ужас. Он один был по-настоящему реальным, остальное походило на бред, особенно для взрослого ума. Теперь же страх показался совсем не таким. Он был слабым, чужим. Еще один шаг на дрожащих ногах – и страх и вовсе исчез.

Все стало другим. Виту просто смотрел чужими глазами, слышал чужими ушами, смутно понимая, что когда-то все это было частью его самого, но понимал совсем не так. Скрежет вдруг стал отчетливым скрипом дивана. Пружины в нем скрипели, а металлические ножки царапали паркет, рывками скользя по нему, не сильно, но с мерзким звуком. Рычание невнятное, злое вдруг стало знакомым. Это проклятое рычание он слышал над собственным ухом. Хрип смешался со стоном, совсем незнакомым, но щемяще родным.

Хотелось ускориться, подбежать и заглянуть в этот проклятый проем, но повлиять на ход событий было просто невозможно. Тело, через которое он наблюдал, очень медленно боролось с собой, прижимая к груди игрушечную собаку и пытаясь поверить, что та достаточно сильна, чтобы как в сказке победить чудовище.

«Ну же, ну!» – подгонял его нынешний Виту и снова испытывал ужас, слыша хриплый голос, звуки борьбы, еще один вскрик и скрежет ножек дивана.

– Я отберу у тебя сына, и он заменит мне тебя…

Еще один шаг. Собака выпадает из рук, крик застревает где-то в горле.

Спинка дивана скрывает самое страшное, но взрослый искушенный разум легко узнает в веренице звуков грубый секс и рычание самого ненавистного в мире человека. Он не видит женщину, только ее волосы, свисающие светлыми прядями вниз через спинку дивана.