Правила челолова

И когда уже кажется, что все будет хорошо – мне снова становится страшно, когда я вспоминаю, что я не вечен, что однажды я погасну навсегда, и некому будет освещать город. Я не знаю, что делать, – пока не появляется Бетти, и даже когда появляется Бетти, я не знаю, что делать, я веду её в какое-то кафе, я осторожно говорю с ней, что она думает про большую семью, когда стайка ребятишек вечерами собирается в комнате и слушает сказку. Бетти смущена, я вижу это, Бетти не думала ни о чем таком. Думаю, сколько девушек в городе мечтают о встрече со мной, и у скольких мне еще придется спросить.

А потом замечаю, что Бетти тускло светится в темноте – еще тускло, но уж светится.

Я знаю, что делать, я хожу по улицам, я говорю с людьми, я улыбаюсь им – люди начинают тускло мерцать, потом разгораются все ярче.

Я спокоен за город.

Теперь я по-настоящему спокоен за город, и даже выискиваю на картах другие города – на мою беду они оказываются бесконечно далеко, я понимаю, что не успею их достичь.

А потом, – говорит мне сон, – люди скажут мне, что я должен им кругленькую сумму, потому что аренда фонаря стоит очень дорого, ну а как вы хотели, город дорогой, а вы тут целый фонарь себе отхватили… А вы скажете – говорит мне сон – что у вас нет денег, откуда у вас вообще деньги, вы успели напрочь забыть, что есть какие-то деньги, да вы много что успели напрочь забыть. И тогда люди скажут, что так нельзя, что вы должны быть казнены, сию минуту, немедленно, и потом вы будете вспоминать, что они сами виноваты, направили на вас ружья, а вам что было делать, только вспыхнуть ярко-ярко и сжечь их всех, всех, дотла, до самой последней улицы. И вы останетесь один в пустом городе, который теперь будет тускло мерцать…

Так говорит мне сон – и я стараюсь не слушать его, не слушать, просыпаться и идти дальше в темноту леса, искать город, где для меня найдется одинокий старый фонарь…

То, чего нет

Главное – не заиграться, говорю я себе, и понимаю, что заигрался уже давно, окончательно, бесповоротно, и это уже больше, чем игра, это где-то там, внутри меня, в самой глубине подсознания. Прямо-таки вижу, как мысли скользят в мозгу по накатанным дорожкам, пытаются вырваться из колеи, не могут.

– С добрым утром.

Это Лада. Как всегда, поставила жарить яичницу, и пошла белье замачивать, в этом вся Лада, спохватится, когда из кухни горелым запахнет, или когда вода через край побежит на пол, или еще когда-нибудь. Мимоходом думаю, надо бы однажды застать Ладу за какой-нибудь книгой, или увлечение какое ей предложить, пусть там игрушки шьет, или еще что такое…

Я ничего не скажу Ладе про свои мысли.

Ничего.

Выхожу во двор, припорошенный снегом, сразу вижу цепочку следов, вот она тянется от ограды к курятнику, чер-р-рт…

Кидаюсь проверять ограду, быть не может, чтобы прорвали, проломили, прогрызли, а ведь кто-то же как-то попал сюда… Нет, ничего, стоит целехонькая, значит, остается только одно, – кто-то перемахнул эти три метра, вот так, легко, просто, прикидываю длину прыжка – спину пробирает неприятный холодок…

Курятник… вернуться в прихожую, взять ружье, проклясть себя, что вышел без ружья, осторожно заглянуть в сараюшку, почему куры не кудахчут, они должны переполошиться как ошалелые, пух-пух-пух-пух-пух-пух, а тут – тишина…

Прислушиваюсь, присматриваюсь к полумраку, уже готовлюсь увидеть растерзанные тела, стены, забрызганные кровью. Нет, ничего, странно, что ничего. Только сейчас замечаю – цепочка следов идет куда-то в обход курятника, куда-то в узкий проход – похоже, незваный гость не смог открыть дверь, пошел искать другие пути…

Заглядываю в крошечный проулок, буквально натыкаюсь на зверя – смрадная пасть, гноящиеся бельма глаз, даже не сразу понимаю, два их или четыре, и вообще, стоит он на двух лапах, или на четырех, нет, все-таки на четырех, а эти две спереди тогда откуда, эти две, которые вонзились в меня когтями… Ножичек, ножичек, скорей, скорей, бить-бить-бить, зажмуриться, когда летят в лицо кровавые брызги, наконец, оттолкнуть от себя это смрадное, удушающее, уже мертвое…

…а все-таки у него шесть лап, нет, восемь, вот еще где-то две на спине, и две пасти, одна спереди, мощная, убивающая, вторая чуть пониже, какая-то нелепая, неразвитая, от этого еще более омерзительная…

Присыпать кровь на снегу, выволочь труп за ворота, тяжелый, с-сука, а теперь подальше, подальше от дома, пока не сбежались на кровавые запахи… Сбрасываю с обрыва, снизу разлетается-разбегается что-то несуразное, машет зачатками не то крыльев, не то не пойми чего…

Домой. Сбросить в прихожей куртку, припрятать хорошенько, чтобы Лада не видела порезы… поздно, уже увидела, уже ворчит, ну где ты эти гвозди постоянно находишь, давно пора курятник в порядок привести, чего тебя туда понесло, я утром уже яиц набрала…

Хлопаю себя по лбу, а ведь не сходится, не сходится, если Лада там утром была, она бы зверя увидела… или нет, Лада еще до рассвета к курам наведалась, а зверь появился позже, хоть на минуту, но позже… Прошибает запоздалый страх, если бы она помедлила хотя бы минуту, если бы…