Правила игры в человека

Дорожка привела меня в махровейший частный сектор. А по частному сектору ехать – кто не знает, лучше вообще-то не. Особенно зимой. Там чистят так себе, и дорога состоит из одних ям, да таких, в какие надо спускаться, ехать-ехать по дну и потом выбираться, как на Эверест – чтобы тут же в другую опять спуститься. В общем, еду я вверх-вниз, вверх-вниз, на дома таращусь. А дома все ладные, как на подбор – рубленные из стволов толщиной в полтора меня. Но на вывесках все тот же Проспект, и номера уже за четыреста. Снег меж тем такой белый-белый, какого в городе зимой не бывает в принципе. И солнце от него отражается, как от зеркала, и в глазах сплошной калейдоскоп. А окна в домах не по-деревенски большие, из труб дымок поднимается – я даже стекло приопустил, чтобы понюхать. М-м-м! Воздух просто как я не знаю что – сочный, хрусткий, с нежным дымковым привкусом – и не тем, как у нас в частном секторе, которого почти в центре полно понатыкано, и там от печных труб какой-то гадостью несет, как от железнодорожных шпал. А этот – как будто кто балык коптит на ореховой щепе. Аж слюнки побежали. А потом совсем деревенским запахом потянуло – терпким, земляным и хлебным, так дорогой пуэр пахнет, между прочем. И небо стало как будто выше и синее. Я смотрю – а новостроек-то что-то не видно. А потом решил, что это такой финт. Они же синие – вот точь-в-точь как небо сейчас стало. Ну, думаю, архитекторы молодцы, как ловко придумали – и не портят эти жлыги такой офигительный пейзаж.

А номера меж тем уже к шестой сотне, и скоро дом моего чувака должен показаться. И тут дорога делает такой плавный разворот. И уже этому третьему китайскому предупреждению я никак не могу не внять, потому что дороги дальше нет. Я паркуюсь на обочине, где пошире, и оглядываюсь. От кольца идет расчищенный проезд к здоровенным кованым воротам. А на воротах на железной цепи болтается кованая же нога в масштабе наверное три к одному.

Ну, думаю, нифига себе, антуражный мужик! Подхожу к воротам и ищу кнопку или еще какое средство коммуникации – и тут из-за ворот кто-то тихонечко спрашивает: «ГАВ?». Я даже не понял, что это собака – так деликатно это ГАВ прозвучало. И если это действительно собака – то не меньше цербера размером, потому что у нее такой басище – ну чисто собачий Шаляпин. У меня внутри какой-то стакан точно разлетелся в дребезги. И я уже готов развернуться и дать деру, но тут ворота загромыхали, и створка медленно отъезжает. И оттуда выходит кузнец. Блин, настоящий кузнец – в кожаном фартуке, со здоровенными черными клещами в руке. И пар от него валит, как от паровоза.

– О, – басит он, – никак покупатель в наши края? Проходи, проходи! Малыш, гостя пропусти!

Малыш – это он Шаляпину. И Малыш отодвигает свою мохнатую задницу размером с пол моей машины, и я вижу прорытый в сугробище выше роста снеговой ход, который упирается в распахнутые двери каменного сооружения. Возле него как будто лето – снега нет в помине, только ладненькие бока булыжников влажно поблескивают из отмостки.

– Ну, заходи, заходи, – гудит хозяин и отворяет дверь. Из двери пышет жаром, как из бани, и воздух сразу трясется весь, как желе. Меня в жар так и бросило – не смотря на легкую мою машинную одежку. – Тебе полный доспех или как?

– Не, мне ноги только, мы про ноги договаривались, – напоминаю.

– А-а-а, ну ноги так ноги. Выбирай.

И кивает головой в дальний угол.

Я захожу внутрь и теряю дар речи намертво.

Чувак по-ходу супер-мега крут. У него в углу настоящий кузнечный горн с мехами, здоровенная литая наковальня размером мне по пояс, рядом деревянная кадушка с водой. А в другом углу на кованых крюках развешены всякие части доспеха – и ноги, и локти, и шлемы – и чего там только нет.

Он окидывает меня оценивающе, как продавщица в каком-нибудь Манго или Н&М.

– Что-то ты не шибко крепкий, я посмотрю. Но погоди…

Он отправляется куда-то вглубь ряда и выносит пару потрясающих ног. Протягивает их мне.

– Вот, вроде эти хорошо тебе будут.

У меня сердце делает кульбит и обмирает, как цирковая жучка по команде «умри».

Потому что это (АААА!) такие настоящие ноги, которые я у самого-разсамого реконструктора доспеходрочера никогда не видел. Я собираю с пола челюсти и пячусь от такого чуда подальше.

– Что, не нравится? – удивленно спрашивает хозяин.

– Да вы что, нравится, нравится конечно! – не скрываю я. – Я бы на каждой такой ноге женился, честное слово! Но у меня денег на такое не хватит, даже если я почку прямо сейчас продам.

– Почку? – недоумевает он. – Зачем почку? Не, почку не надо.

– Вы, наверное, меня не поняли. Я про те ноги, про которые мы договаривались. Ну, в Контакте, в «Мятое и Всратое».

– Мятое? Тебе ее что, помять что ли?

И тянется к ноге своей лапищей. И я понимаю – он может. Сейчас возьмет и помнет ее, как туалетную бумагу.

– Нет-нет-нет! – кричу. – Что вы, не надо мять! Я имею в виду, что вы обещали ноги бэ-у!

– Бэу? – не понимает он.

– Бэ-У – в смысле старые! А эти – эти новые совсем!

– А, – понимает наконец он. – Так тебе надо хлам!

– Да! – радуюсь я.