— Кроме того, — продолжает он, — иначе ты замерзнешь.
— Мне вовсе не холодно. — Только не после того маленького шоу, которое он устроил для меня. Со мной.
— Пока нет, но ты вся дрожишь.
— Кип, это не потому, что мне холодно.
— О. — Он смеется мне в спину, прижимаясь губами и усами к изгибу моего плеча.
Что, черт возьми, происходит? Он такой ласковый и милый, и мы с ним обнимаемся, и теперь я совсем запуталась. Как мы попали в это место?
Я думала, он ненавидит все это дерьмо.
Думала, что он не хочет, чтобы кто-то привязывался к нему, и если это так, то делать подобное со мной — ужасный способ держать меня на расстоянии.
— Прости, — шепчу я в темноту, в стену передо мной.
— Почему ты извиняешься? — Его рука движется, чтобы погладить мое бедро.
— Это была такая плохая идея.
— Нет, вообще-то, это была действительно хорошая идея. — Его тяжелая рука обнимает мою талию, ладонь обхватывает мою обнаженную грудь. Большим пальцем он проводит по моему соску.
— Утром ты об этом пожалеешь.
— Обещаю тебе, Тэдди, я не пожалею.
Почему-то я ему не верю.
— Но что, если ты захочешь делать это все время, и это моя вина, что ты нарушил свой обет безбрачия?
Кип делает паузу, прежде чем заговорить:
— Я не давал обета безбрачия. Я просто не хочу встречаться или трахаться со злобными, жадными суч… э-э, девушками. Думаю, что моя добродетель с тобой в безопасности.
— Потому что я не подпадаю под эти категории?
— Ты определенно не попадаешь в эти категории. — Мои волосы зачесаны в сторону, и мои глаза закрываются, когда его борода касается моей кожи, когда он кладет свой подбородок. — Моя сестра тоже так считает.
Что? Он рассказал обо мне своей сестре?
— Ты рассказала обо мне своей сестре?
— Я все рассказываю своей сестре.
Он рассказал обо мне своей сестре?
— И что же ты ей сказал?
Кип зевает.
— Только то, что ты приходила сюда. Она очень опекающая, так что... — Его голос устало замолкает.
Как же я буду спать с его горячим дыханием на моей спине? С его членом у моей задницы? С его широкой грудью, нагревающей мое тело, как чертова печь?
Я никогда не спала в одной постели с парнем, никогда еще он не прикасался ко мне так, как сейчас. Все это кричит: «Уют! Одомашнивание! Совместная жизнь!»
Или, может быть, я брежу и не понимаю, о чем говорю, потому что я наивна, думаю о людях только хорошее и понятия не имею, что делаю.
Честно говоря, не думаю, что и Кип имеет хоть какое-то представление о том, что он делает.
И это облегчает засыпание.
ГЛАВА 7
ВТОРАЯ СУББОТА (Перед игрой)
На следующее утро на кухне с Тэдди все не так неловко, как я думал.
Я встал ни свет, ни заря еще до того, как встали солнце и Тэдди, и два часа работал над этим чертовым котлом. Спустя семь видеороликов на YouTube и один звонок в службу поддержки эта штука все же заработала, согревая дом до благословенных шестидесяти девяти градусов.
Тэдди сидит на табурете у кухонной стойки, одеяло обернуто вокруг ее ног, одежда на месте — многое из её, собственно говоря: толстовка, футболка, выглядывающая из-под низа, и я предполагаю, что леггинсы покрывают эти гладкие ноги.
Эти ноги.
Я стону, вспоминая, какая она была вкусная.
Еще раз стону, вспомнив, что я, бл*дь, не сплю с девушками.
Но если бы это было так, Тэдди Джонсон была бы отличным началом.
Она очаровательна, краснеет, когда я вхожу в комнату, с пылью на моих джинсах, черной толстовке и руках.
— Эй. — У меня хриплый голос. Низкий.
— Эй. — Она опускает голову, и ее щеки краснеют от смущения. Тэдди заправляет прядь волос за ухо, хотя она и стянула их в конский хвост. Они все еще волнистые и густые.
Черт возьми, она такая милая.
— Ты что, покраснела?
— Хм... нет.
— Да, это так, ты бы видела, какая у тебя румяная кожа.
Она поворачивается ко мне с чашкой кофе в руке, глаза ее сверкают великолепными узкими щелочками. Я что, не должен был назвать ее лицо румяным?
— Нет, Кип, это ковровый ожог.
Вот дерьмо.
Это совсем не круто.
Я смеюсь про себя, но не настолько глуп, чтобы сделать это вслух.
— Ты имеешь в виду ожог бороды?
Тэдди фыркает.
— Давай будем честны, это одно и то же. С таким же успехом я могла бы тащить свое лицо и промежность по ковру прошлой ночью.
Это зрелище почти заставляет меня смеяться.
— Это было бы совсем не так весело, — я ухмыляюсь, направляясь к кофе, который уже заварился в кофейнике. Наливаю себе кружку, насыпаю туда сливки, немного сахара и прислоняюсь к стойке, наблюдая за ней.
Размешиваю его ложкой, потягивая время от времени, пока она продолжает смотреть на меня.
— Выглядит не так уж ужасно, — пытаюсь соврать я.
— Две минуты назад ты спросил, почему у меня румяное лицо. Румяное. Из всех слов в мире, которые можно использовать.
— Я имел в виду...
Темно-красные пятна портят ее красивую кожу, как сыпь, и мне интересно, как выглядит кожа между ее ног, на внутренней стороне ее нежных бедер. Интересно, разрешит ли она мне взглянуть при свете дня?
— Ты мог бы не глазеть?